– Подъем, Дилан.
Он открыл глаза и попытался что-то выговорить заросшим ртом, затем нахмурился, ощупал пустую половину кровати и даже заглянул под одеяло.
– Она в ванной, – услужливо сообщила я.
– О черт. Прости мам.
– Ты не в общаге, дорогой. Приводить сюда без предупреждения непонятных девиц, чтоб они слонялись по коридорам, просто неприемлемо, – я присела на кровать. – Надеюсь, вы хотя бы предохранялись…
– Мама, только не сейчас, – он закрыл лицо руками.
– А когда? Бессмысленно говорить об этом после зачатия.
Сын даже вздрогнул.
– Мам, никто больше не говорит «зачатие». И не волнуйся, все под контролем.
Скрипнула дверь ванной.
– Шшш, она возвращается. Слушай, нам нужно еще кое о чем поговорить. Когда она уйдет?
– Не знаю. Не могу же я выставить ее за дверь сразу после того, как мы…
К счастью, он не закончил предложение.
– О, да ты настоящий джентльмен. Кстати, как ее зовут?
Дилан откинулся на подушки и прикрыл глаза рукой.
– Эмм… Кажется… Сэди?
В комнату вошла та самая девушка с перепачканным пастой ртом и протянула мне руку:
– Здравствуйте еще раз. Я – Абигайл.
– Не угадал, – бросила я, уходя.
Мы уселись завтракать за массивный деревянный стол, который много лет хранил следы нашей семейной жизни. Я водила пальцем по пятнышкам темно-синих чернил, просочившихся в мелкие трещинки. За этим столом Дилан часто делал домашнее задание, пока я заваривала чай. Ему было лет четырнадцать, когда ручка протекла, и ни одно чистящее средство не справилось. Еще была круглая отметина от горячей кастрюли, появившаяся в день, когда Ральф, не обладающий особыми кулинарными талантами, решил приготовить на праздник ириски. Он подошел к столу с бадьей кипящей сладкой массы в руках и, так как, по его мнению, она выглядела весьма аппетитно, решил снять пробу, окунув туда палец. Когда пятилетний Дилан услышал поток ругательств, извергаемых его отцом, его глаза округлились, словно у диснеевского олененка. Волдырь размером с воздушный шарик не сходил много дней.
– Кажется, тебе пора купить новый стол, – предложил сын, заметив мой пристальный взгляд.
– Ни за что, – ответила я, стряхнув с себя задумчивость. – Теперь к делу. Нам нужно кое-что обсудить.
Услышав мой директорский тон, он вытаращил глаза и сложил руки на груди, но ничего не сказал. По мере того как Дилан вникал в историю с письмом от брата Исадора, его плечи расслаблялись. Этот разговор, вопреки всем опасениям, не касался его последней выходки.
– Вау, – сказал сын, – это просто нереально. Скажешь об этом бабуле?
У меня был четкий план, и все же не помешает сначала выслушать его мнение.
– Какие мысли на этот счет?
– Скажи ей, ты обязана ей все рассказать, – постановил он взволнованно.
Вздох облегчения вырвался из моей груди.
– Слава богу, тут наши мнения совпадают. Поедешь со мной?
Дилан откинулся на спинку стула и заложил руки за голову.
– Ох, даже и не знаю, мам. Мне тяжело это дается. Предпочел бы запомнить ее такой, как раньше. Больно видеть в нынешнем состоянии. Просто невыносимо.
– Ясно, – я уставилась на стол, чтобы не встречаться с ним глазами. Кому, как не мне, понимать охватившее его чувство. И всё же. – То есть ты в данной ситуации предпочитаешь позаботиться о себе?
Сын не ответил, только отвернулся и посмотрел в окно.
– Она – твоя прабабушка, которая в тебе души не чает. Да, нам больно, но сейчас нужно в первую очередь подумать о ней. Если ты войдешь в ее палату, любая печаль и неловкость будет с лихвой компенсированы радостью, которую испытает она.
Подумав пару секунд, он кивнул.
– Ты права, мама. Дай мне десять минут на сборы.
Вернулся Дилан минут через двадцать, но мне и в голову не пришло возмущаться, ведь перед моими глазами произошло настоящее чудо. Он побрился. Не говоря ни слова, я с улыбкой пробежалась пальцами по его гладким щекам.
Бабушка сидела в кресле и раздумывала над очередным словом, разложив на коленях журнал кроссвордов и зажав во рту шариковую ручку.
– Тара, родная! Ой, ты подстриглась и стала еще симпатичнее, – сказала она, подняв глаза.
Ничто не могло ускользнуть от внимания Бэрил. Так приятно было видеть ее в хорошем самочувствии. Волосы были собраны в аккуратный пучок, а лицо припудрено. Если бы не ночнушка, тапочки и капельница, можно было бы и вовсе забыть о том, что бабушка больна. Как чудесно, что Дилан увидит ее именно такой.
– Посмотри-ка, кто здесь еще, – я кивнула на дверь.
– Дилан! – воскликнула она. – Мальчик мой, иди сюда, хочу тебя рассмотреть как следует. Что ты здесь делаешь?
Сын подошел к креслу и обнял ее.
– Выглядишь шикарно, ба.
Ее глаза наполнились слезами радости. Я поймала взгляд Дилана и прошептала «спасибо».
Бэрил поерзала в кресле, чтобы устроиться поудобнее, и сморщилась от боли, пронзившей ее измученное тело.
– Позвать кого-нибудь? – предложила я.
– Нет смысла, милая, – отмахнулась она. – Во мне уже лошадиная доза морфина.
Ее богатый оборотами язык не мог не радовать. Может, она и ослабла физически, но разум остался острым и живым. В палату заглянула медсестра.
– Ой, прости, Бэрил. Не знала, что у тебя гости. Моя смена закончилась, и я хотела спросить, не сделать ли тебе маникюр?
Ну не ангел ли? Эта женщина только что отработала двенадцатичасовую смену и, прежде чем отправиться домой, нашла время и силы побаловать одну из пациенток.
– Шарлот, познакомься с нашим Диланом. Он доктор, – объявила бабушка с гордостью.
– Она немного преувеличивает. Вообще-то не я студент-первокурсник. К пациентам меня еще долго подпустят, – вмешался сын.
Мне пришлось проглотить ком, появившийся в горле при мысли о том, что бабушке не суждено увидеть его выпускником.
– Все равно приятно познакомиться, – рассмеялась Шарлот. – А маникюр отложим на завтра. У меня есть новый лак. Цвет называется «слоновая кость». Звучит не очень, но смотрится отлично, поверь мне.
Медсестра исчезла, оставив в воздухе запах антибактериального средства. Я извинилась и поспешила за ней.
– Шарлот, подождите минутку.
– Что такое?
– Бабушке, кажется, лучше сегодня. Могу я забрать ее домой? Хотя бы ненадолго. Пусть сменит обстановку.
– Тара, я понимаю, что смириться с этим тяжело, но здесь ей действительно лучше. Когда Бэрил ждет вас, то предпринимает просто нечеловеческие усилия, но… – она опустила глаза.
