– Принесу вам подушку, Тара, – пообещала Шарлот. – И большую чашку горячего шоколада.
Я кивнула и прижалась лбом к бабушкиной ладони. Невозможно даже представить свою жизнь без нее. Если мне и удалось чего-то добиться в этой жизни, то только благодаря ей. Бэрил сделала все возможное и невозможное, чтобы заменить мне мать. Думаю, она чувствовала вину перед Вайолет и решила, что со мной все будет по-другому, правильно. Меня тяготила мысль о грядущей утрате и совершенно убивало осознание факта, что я не успела вовремя найти маму.
Вернулась медсестра с подушкой и шоколадом.
– Как она?
– Все еще с нами.
Шарлот взяла запястье бабушки и проверила пульс.
– Очень слабый.
Бэрил перевернулась на спину, открыла глаза и попыталась сфокусировать взгляд.
– Где Джордж?
Я вздрогнула.
– Джорджа уже нет, ба, ты забыла?
Она повернула голову ко мне.
– Вайолет, это ты, родная? Ты вернулась, какое счастье! – Ее голос звучал удивительно молодо и бодро.
– Я не…
Шарлот коснулась моей руки и покачала головой. Ее посыл был ясен.
Глаза заволокло слезами. Горло сжалось так, что говорить было невозможно.
– Позовите меня, если вдруг что-то понадобится, – сказала медсестра, выходя из комнаты.
– О, Вайолет, – продолжила бабушка. – Я так долго ждала этого дня. Мне так жаль, что тогда позволила тебе уйти, но, поверь, я и не догадывалась о том, что Джордж сделал с тобой.
Она сделала несколько тяжелых вдохов.
– Много лет я ни о чем не подозревала. Я думала, что ты просто упрямая девчонка, которая решила по-своему. Джордж признался мне лишь перед самой смертью. Сказал, что ему нужно покаяться и облегчить душу, чтобы Господь принял его в рай, – она впилась пальцами в простыню. – И хорошо, что этот трус умер в ту же минуту, потому что я уже взяла в руки подушку и собиралась ускорить его кончину.
Я прикрыла рот рукой. Чудовищная правда начала доходить до моего сознания.
Бэрил молчала так долго, что я снова запереживала. Она уснула или еще хуже? Но вскоре вновь заговорила. Тихо, почти шепотом.
– Я не виню тебя, милая, но почему же ты не сказала мне, что отец твоего ребенка – Джордж? Ты же знаешь, я бы поверила. Вышвырнула бы этого ублюдка и помогла бы тебе вырастить малышку. Я бы поддержала тебя, ты же знаешь?
Она подняла веки и посмотрела на меня. Говорить было невозможно, так что я просто кивнула и крепче сжала ее ладонь.
– Я так скучала по тебе, Вайолет. Каждый божий день я смотрела в окно в надежде увидеть, как ты возвращаешься домой. – Бэрил даже хрипло рассмеялась. – И вот ты вернулась. Я всегда знала, что так будет. Теперь я могу умереть спокойно. Спасибо, что дала мне шанс попросить у тебя прощения. Ты не представляешь, что… – она поморщилась от боли, и я погладила тыльную сторону ее ладони большим пальцем. – Не представляешь, как много это значит для меня. Я люблю тебя, Вайолет. Знай это. Никогда не переставала тебя любить.
Бабушка закрыла глаза и затихла. Мне нечего было добавить. Все уже сказано.
Примерно через час ее не стало. Бэрил тихо умерла во сне. Лицо ее казалось умиротворенным и даже красивым. Когда Шарлот заглянула в палату, чтобы узнать, все ли у нас в порядке, я провела ладонью по лбу бабушки и в последний раз закрыла ее глаза.
– Ее больше нет с нами, Шарлот.
Медсестра подошла, взяла запястье Бэрил и через несколько секунд осторожно положила его на одеяло.
– Мне очень жаль, Тара.
Она потянула за простыню, чтобы накрыть лицо бабушки, но я ее остановила.
– Подожди, я хочу еще немного на нее посмотреть. Ужасно, что я вынуждена была обманывать ее в последние часы.
Рыдания неудержимо рвались из моей груди. Слова прерывались судорожными всхлипами, как у трехлетки, впавшей в истерику.
– Это не обман, Тара, – мягко возразила Шарлот. – Это лучшее, что ты могла сделать для нее напоследок. Позволить ей уйти счастливой с мыслью о том, что Вайолет к ней вернулась. Ты подарила мир ее душе, не кори себя за это, – она стиснула мое плечо. – Я скоро вернусь.
Сказать, что я чувствовала себя потерянной – все равно, что не сказать ничего. Смерть бабушки хоть и не стала неожиданностью, подкосила меня. Но принять еще и тот факт, что Джордж был моим отцом – это слишком. Моя бедная мама сначала пережила насилие, а потом потратила всю свою жизнь на то, чтобы скрыть правду от всех, включая меня. Мое сердце разбилось, о чем свидетельствовала острая боль в груди. Если развести мои ребра и извлечь его наружу, уверена, посередине будет видна глубокая трещина. Моя обожаемая бабушка покинула этот мир, а я не имела ни малейшего представления, как смогу жить дальше без нее.
45
1978
В удушающей жаре Вайолет, нагнувшись, сражалась с упрямыми сорняками, вторгшимися в монастырский огород. Поскольку своего гардероба у нее не имелось, один из монахов соорудил для нее что-то вроде платья из имеющихся материалов. Но ткань оказалась слишком толстой для палящего августовского солнца.
Она прожила в этом месте около двух месяцев и уже чувствовала себя почти как дома. Монастырь с трех сторон был окружен известняковыми скалами, а сверху над ним без конца кружили грифоны и сапсаны. Никогда прежде ей не доводилось бывать в таком безопасном месте. Внезапно вспомнив свою мать, фигура которой все время оставалась в темных закоулках ее сознания, Вайолет сглотнула нежданные слезы. С другой стороны сада ее позвал брат Исидор. Он держал в руках поднос с домашним лимонадом, который в такую погоду казался божественным напитком. Женщина взяла стакан и одним махом осушила его.
– Спасибо, брат Исидор, это то, что нужно. Монах окинул взглядом ряды прополотых грядок.
– Ты, должно быть, совсем выбилась из сил. Пойдем, отдохнем в прохладе.
Он подвел ее к деревянной скамье в тени фисташкового дерева.
– Мне нужно работать, брат Исидор. Я должна отплатить за вашу доброту. Все монахи так добры и терпеливы ко мне, даже брат Флориан.
Монах отхлебнул из своего стакана и повернулся к ней.
– Нам только в радость, – произнес он и, немного поколебавшись, продолжил: – Эмм… Ты не думала, когда будешь готова вернуться на родину?
– В Англию?
– Ты ведь оттуда, разве нет?
Вайолет закрыла глаза, силясь припомнить детали.
– Думаю, да. Я говорю на английском, так что в этом есть смысл. Но все мои воспоминания такие смутные, словно я смотрю на мир сквозь затуманенное окно. Если бы я только могла протереть его рукавом и увидеть все, как есть.
Она потянулась к одной из нижних веток и сорвала несколько фисташек. Розоватая оболочка защищала орехи внутри.
