Констанс открыла дверь в комнату дяди Джулиана, и я услышала, как она желает ему доброго утра. Когда дядя Джулиан поздоровался в ответ, его голос был как у старика; я поняла, что он нездоров. Значит, Констанс придется просидеть возле него весь день.
– Твой отец дома, малыш? – спросил он у нее.
– Нет, сегодня его нет, – ответила Констанс. – Давай я принесу тебе еще одну подушку. День сегодня чудесный.
– Да, он человек занятой, – сказал дядя Джулиан. – Принеси мне карандаш, дорогая; хочу сделать пометку. Он очень занятой человек.
– Выпей горячего молока. Это поможет тебе согреться.
– Ты не Дороти. Ты моя племянница Констанс.
– Пей молоко.
– Доброе утро, Констанс.
– Доброе утро, дядя Джулиан.
Я решила, что выберу три слова, исключительной защитной силы. Пока эти великие слова не произнесут вслух, никаких перемен не случится. Я написала первое слово – «МЕЛОДИЯ» – ручкой ложки на абрикосовом джеме на моем тосте и быстро сунула тост в рот. На одну треть спасена. Констанс вышла из комнаты дяди Джулиана с подносом в руках.
– Сегодня ему нездоровится, – сказала она. – Он почти ничего не съел и чувствует себя разбитым.
– Будь у меня крылатый конь, я могла бы полететь с ним на Луну; там ему было бы гораздо удобнее.
– Попозже я вывезу его на солнышко и, может быть, приготовлю ему питье из взбитых желтков с горячим молоком.
– На Луне так безопасно!
Он бросила на меня отсутствующий взгляд.
– Одуванчики, – сказала она. – И редиска. Сегодня я хотела поработать в огороде, но не хочу оставлять дядю Джулиана одного. Надеюсь, что морковка… – Она в раздумье постучала пальцем по столу. – Ревень, – сказала она.
Я отнесла грязные тарелки и составила их в мойку. Я решала, каким же будет мое следующее заветное слово. Почему бы не «ГЛОСТЕР»? Это сильное слово; по-моему, оно вполне подойдет, хотя с дяди Джулиана вполне станется его ляпнуть. Ни одно слово не могло считаться безопасным, когда дядя Джулиан открывал рот.
– Почему бы не испечь пирог для дяди Джулиана?
Констанс улыбнулась.
– Хочешь сказать, почему бы не испечь пирог для Меррикэт? Хочешь пирог из ревеня?
– Мы с Ионой не любим ревень.
– Но у него такой красивый цвет; на любой полке банка с вареньем из ревеня самая красивая.
– Тогда осчастливь полку. А мне сделай пирог из одуванчиков.
– Глупышка Меррикэт, – сказала Констанс. Сегодня на ней было голубое платье; солнечный свет и оконная рама расчертили кухонный пол квадратиками, а за окном сад начинал обретать краски. Иона сидел на ступеньке и умывался, а Констанс начала напевать, пока мыла тарелки. Я была в безопасности на две трети. Оставалось найти последнее волшебное слово.
Потом дядя Джулиан снова заснул, и Констанс решила улучить пять минут, чтобы сбегать в огород и сорвать первое, что попадется под руку. Я сидела на кухне и прислушивалась, что делается у дяди Джулиана, чтобы позвать Констанс, если он вдруг проснется. Но когда Констанс вернулась, в его комнате было тихо. Я ела крошечные сладкие морковинки; тем временем Констанс вымыла овощи и отложила в сторону.
– У нас будет весенний салат, – объявила она.
– Мы едим времена года. Сначала мы съедаем весну, потом лето и осень. Мы ждем, пока что-нибудь не вырастет, и съедаем.
– Глупышка Меррикэт, – повторила Констанс.
В двадцать минут двенадцатого – по нашим кухонным часам – Констанс сняла фартук, заглянула в комнату дяди Джулиана и ушла, как всегда, наверх в свою комнату дожидаться, пока я ее не позову. Я подошла к двери парадного, отперла и распахнула как раз в тот момент, когда машина доктора свернула на нашу подъездную дорожку. Доктор, как всегда, спешил; остановил машину и взбежал по ступенькам.
– Доброе утро, мисс Блэквуд, – сказал он, проходя мимо меня в переднюю. К тому времени, как доктор дошел до кухни, он успел снять пальто и собирался бросить его на спинку одного из кухонных стульев. Не удостоив взглядом ни меня, ни кухню, прошел сразу к дяде Джулиану. Но потом, открыв дверь его комнаты, он разом сделался вежлив и тих. – Доброе утро, мистер Блэквуд, – почти весело воскликнул он. – Как дела сегодня?
– Где старый дурак? – спросил дядя Джулиан, как спрашивал всегда. – Почему не приехал Джек Мейсон?
Именно доктора Мейсона вызвала Констанс в ту ночь, когда они все умерли.
– Сегодня доктор Мейсон не смог приехать, – ответил доктор, как отвечал всегда. – Я доктор Леви. Приехал осмотреть вас вместо доктора Мейсона.
– Я бы предпочел Джека Мейсона.
– Я постараюсь помочь, чем смогу.
– Всегда говорил, что переживу старого дурака. – Дядя Джулиан тоненько рассмеялся. – Зачем вы притворяетесь? Джек Мейсон умер три года назад.
– Мистер Блэквуд, – сказал доктор, – с вами приятно иметь дело. – Он тихо затворил дверь. Я подумала, что моим третьим волшебным словом может стать «наперстянка», но оно показалось мне слишком легким, любой может его произнести, и я, наконец, остановилась на слове «ПЕГАС». Я взяла из буфета стакан и отчетливо произнесла в него мое третье слово. Потом налила в стакан воды и выпила всю до дна. Дверь комнаты дяди Джулиана открылась, и доктор на минуту задержался на пороге.
– Не забудьте, – сказал он. – Я приеду вас осмотреть в следующую субботу.
– Шарлатан, – сказал дядя Джулиан.
Доктор с улыбкой повернулся, его улыбка резко погасла. Теперь он снова спешил. Схватил пальто и побежал по коридору. Я пошла за ним, и к тому времени, как я добралась до входной двери, он уже сбегал вниз по ступенькам.
– До свидания, мисс Блэквуд, – крикнул он. Не оборачиваясь ко мне, сел в машину и рванул с места, набирая и набирая скорость, пока не добрался до ворот и не вырулил на шоссе. Я же, заперев дверь парадного, подошла к основанию лестницы.
– Констанс? – позвала я.
– Иду, – ответила она сверху. – Уже иду, Меррикэт.
С течением дня дяде Джулиану стало лучше, и он сидел на теплом послеполуденном солнышке, сложив на коленях руки и слегка задремывая. Я лежала возле него на мраморной скамье, на которой любила сидеть когда-то наша мама, а Констанс, стоя на коленях, возилась в грязной земле, погрузив в нее руки почти по локоть, будто сама стала растением; она месила эту землю, пропускала ее меж пальцев и хватала растения за корни.
– Прекрасное было утро, – сказал дядя Джулиан, и слова сыпались и сыпались из него, одно за другим. – Чудесное солнечное утро, и никто из них не догадывался, что это было их последнее утро. Она спустилась вниз первой, моя племянница Констанс. Я проснулся и услышал, как она возится на кухне – тогда я спал наверху; в те дни я мог подниматься наверх и спал с моей женой в нашей комнате – и я решил, вот какое чудесное утро, кто бы мог подумать, что оно станет для них последним. Потом я услышал племянника – нет, это был мой брат; брат спустился вслед за Констанс. Я слышал, как он насвистывал. Констанс?
