– Да?
– Что за мотив всегда насвистывал мой брат, как всегда, мимо нот?
Констанс подумала, не отнимая рук от земли, потом стала тихо напевать, а я обмерла.
– Ну, конечно. У меня никогда не было слуха; я могу вспомнить, как люди выглядели, что говорили и что делали, но вот что пели – никогда. Это был мой брат, вот кто спустился вслед за Констанс, и ему, разумеется, никогда не было дела, если он разбудит кого своим шумом и насвистыванием. Никогда ему не было дела, что я, может быть, еще сплю – хотя вышло так, что я уже не спал. – Дядя Джулиан вздохнул; поднял голову и с любопытством оглядел наш сад. – Он не догадывался, что это его последнее утро на земле. Наверное, если бы догадывался, вел бы себя потише. Я слышал его на кухне с Констанс, и я сказал жене – она тоже не спала; ее он тоже разбудил своим шумом – я сказал жене, что ей лучше одеться; в конце концов, мы живем под одной крышей с братом и его женой, и мы не должны забывать показывать им, как мы их любим и горим желанием помочь, чем можем; оденься, говорю я, и иди на кухню к Констанс. Она сделала, как я ей велел; наши жены всегда делали то, что им велели, хотя в то утро моя невестка нежилась в постели допоздна; вероятно, у нее-то как раз было предчувствие, вот и решила понежиться напоследок, пока можно. Я слышал их всех. Я слышал, как сошел вниз мальчик. Я подумывал встать и одеться. Констанс?
– Да, дядя Джулиан?
– Ты же знаешь, в те дни я мог одеваться сам, хотя это был последний день. И я мог ходить куда хотел, и одеваться, и есть сам, и мне не было больно. В те дни я хорошо спал, как и полагается сильному мужчине. Я был немолод, но силен, и я хорошо спал и мог одеваться сам.
– Хочешь, я принесу плед и укрою тебе колени?
– Нет, спасибо, дорогая. Ты всегда была мне хорошей племянницей, хотя есть основания заподозрить, что ты была непослушной дочерью. Моя невестка сошла вниз прежде меня. На завтрак у нас были блинчики, маленькие, тонкие и круглые блинчики, и брат съел глазунью из двух яиц, и моя жена – хотя я не поощрял ее чревоугодие, поскольку мы жили с братом и его семьей, – взяла щедрую порцию колбасок. Домашние колбаски, которые приготовила Констанс. Констанс?
– Да, дядя Джулиан?
– Думаю, я позволил бы ей съесть еще больше, если бы знал, что это ее последний завтрак. Теперь, когда я об этом думаю, меня удивляет, что никто не заподозрил, что это их последнее утро; иначе они не пожалели бы колбасок для моей жены. Брат иногда делал замечания насчет того, что мы съели, я и моя жена. Он был человек справедливый и никогда не урезал порции, если мы не брали слишком много. В то утро он следил, как моя жена берет колбаски, Констанс! Я видел, что он следит за ней. Мы брали поменьше, чтобы ему угодить. Он ел блинчики, яичницу и колбасу, но я чувствовал, что он собирается устроить выговор моей жене, Констанс. Мальчик же просто объедался. Я рад, что в тот день у нас был особенно вкусный завтрак.
– На следующей неделе я могу сделать для тебя колбаски, дядя Джулиан. Думаю, колбаски не повредят твоему здоровью, если ты съешь совсем чуть-чуть.
– Брат никогда не жалел для нас еды, если мы ели слишком много. Моя жена помогла вымыть посуду.
– Я была ей очень благодарна.
– Возможно, она могла бы делать гораздо больше, как я теперь понимаю. Она развлекала мою невестку, чинила нашу одежду и по утрам помогала мыть тарелки, но мне кажется, что брат думал, что она могла бы делать гораздо больше. После завтрака он пошел повидаться по делу с одним человеком.
– Он хотел выстроить беседку. У него был план построить беседку, увитую виноградом.
– Мне жаль. Сейчас мы могли бы лакомиться джемом из собственного винограда. После его ухода мне становилось гораздо проще поддерживать беседу. Помню, что в то утро я занимал беседой наших дам, и мы сидели здесь, в саду. Мы говорили о музыке; моя жена была очень музыкальна, хотя никогда не училась играть ни на каком музыкальном инструменте. У моей невестки было очень мягкое туше
[1]; всегда говорили, что у нее мягкое туше, и она обычно играла по вечерам. Не в тот вечер, конечно. В тот вечер она не могла играть. Но в то утро мы думали, что она сыграет вечером, как заведено. Ты помнишь, Констанс, что в то утро в саду я был особенно в ударе?
– Я полола овощную грядку, – ответила Констанс. – Я слышала, как вы все смеялись.
– Я был в ударе, и сейчас я счастлив, что смог их повеселить как следует. – Некоторое время он молчал, беспокойно сплетая и расплетая руки. Я хотела быть к нему добрее, но я не могла заставить его руки лечь спокойно, да и принести ему ничего не могла, поэтому я лежала смирно и слушала, как он говорит. Констанс разглядывала какой-то листик и хмурилась; тени мягко ложились на лужайку.
– Мальчик куда-то убежал, – наконец сказал дядя Джулиан печальным постаревшим голосом. – Мальчик куда-то убежал – кажется, ловить рыбу? Констанс?
– Он начал карабкаться на каштан.
– Помню. Разумеется, дорогая. Я помню все и очень отчетливо, и я все записал. Это было самое последнее утро, и я не хочу ничего забыть. Он забрался на каштан, на самую макушку, стал что-то кричать и бросать в нас прутики, пока моя невестка не сделала ему выговор в резкой форме. Ей не нравилось, что веточки путаются в ее волосах, моей жене это тоже не нравилось, хотя она никогда бы не заговорила первой. Я думаю, что моя жена была исключительно вежлива с твоей матерью, Констанс. Я бы не вынес, будь это иначе. Ведь мы жили в доме моего брата и ели его еду. Знаю, что брат вернулся домой к обеду.
– У нас были гренки с сыром, – заметила Констанс. – Все утро я работала в огороде, и мне нужно было приготовить что-то по-быстрому.
– Да, именно гренки с сыром. Я часто размышлял о том, почему мышьяк не положили в гренки с сыром. Интересный факт, и я в моей книге сделаю на него особое ударение. Почему же мышьяк не положили в гренки с сыром? Тогда бы они прожили на несколько часов меньше, но и дело закончилось бы куда быстрее. Констанс, из всех блюд, что ты готовишь, я исключительно не люблю только одно – гренки с сыром. Никогда не стал бы есть гренки с сыром.
– Я знаю, дядя Джулиан. Я никогда не готовила их для тебя.
– Гренки с сыром отлично подошли бы для мышьяка. Насколько мне помнится, вместо них я ел салат. На десерт был яблочный пирог, который оставался со вчерашнего ужина.
– Солнце садится. – Констанс встала и отряхнула руки от земли. – Я отвезу тебя в дом, иначе ты замерзнешь.
– Гренки – самое оно для мышьяка, Констанс! Странно, что тогда никто об этом не подумал. Как тебе известно, мышьяк не имеет вкуса, хотя могу поклясться, гренки очень даже имеют вкус. Куда ты меня везешь?
– В дом. Ты побудешь в своей комнате часок до ужина. А после ужина, если захочешь, я тебе поиграю.
