– После завтрака я покажу вам наш сад.
– Воспитанный молодой человек, – сказал дядя Джулиан, принимая свои бумаги из рук Чарльза. – Благодарю вас; сам я не в состоянии бегать по кухне и опускаться на пол, и я рад, что есть кто-то, кто может мне помочь. Полагаю, вы примерно на год старше моей племянницы?
– Мне тридцать два, – ответил Чарльз.
– А Констанс приблизительно двадцать восемь. Мы давно не праздновали дни рождения, однако ей точно двадцать восемь. Констанс, мне не следует так много болтать на пустой желудок. Где мой завтрак?
– Ты съел его час назад, дядя Джулиан. Сейчас я сделаю чашку чаю для тебя и напеку блинчиков для кузена Чарльза.
– Чарльз бесстрашный человек. Твоя стряпня хоть и соответствует самым высоким стандартам, все же таит в себе некоторую угрозу.
– Я не боюсь есть то, что готовит Констанс, – ответил Чарльз.
– Правда? – сказал дядя Джулиан. – Тогда я вас поздравляю. Я имел в виду угрозу, которую сытная пища вроде блинчиков несет для чувствительного желудка. А ваше замечание, я полагаю, относится к мышьяку.
– Садитесь и завтракайте, – прервала его Констанс.
А я смеялась, спрятав лицо в шерсть Ионы. Чарльзу потребовалась добрых половина минуты, чтобы взять в руку вилку. Он все время улыбался Констанс. Наконец, когда до него дошло, что все мы – Констанс, дядя Джулиан, Иона и я – смотрим на него, он наколол на вилку маленький кусочек блинчика и поднес ко рту; но заставить себя положить его в рот он уже не смог. Наконец он вернул вилку с блинчиком назад на тарелку и повернулся к дяде Джулиану.
– Знаете, я все думал, – начал он. – Может быть, пока я здесь, я мог бы что-нибудь для вас сделать – вскопать сад или, может быть, исполнить какие-нибудь поручения. Я не боюсь тяжелой работы.
– Вы поужинали здесь вчера вечером и наутро проснулись живым и здоровым, – сказала Констанс; я смеялась, хотя она неожиданно сердито взглянула на меня.
– Что? – спросил Чарльз. – Ах да. – Он посмотрел на свою вилку так, будто видел ее впервые. Наконец поднял ее и быстро сунул кусок блинчика в рот. Разжевал, проглотил и взглянул на Констанс. – Превосходно, – сообщил он, и Констанс просияла.
– Констанс?
– Да, дядя Джулиан?
– В конце концов, я решил, что не стану начинать сорок четвертую главу сегодня. Наверное, мне лучше вернуться к семнадцатой, в которой я вскользь упоминал о твоем кузене и его семье и их отношении к нам во время судебного разбирательства. Чарльз, ты прекрасный молодой человек. Мне не терпится выслушать твою историю.
– Это было так давно, – сказал Чарльз.
– Тебе следовало вести записи, – заметил дядя Джулиан.
– Я имел в виду, – объяснил Чарльз, – нельзя ли это забыть? Какой смысл вечно носиться с этими воспоминаниями?
– Забыть? – воскликнул дядя Джулиан. – Забыть?
– Это печальная и страшная история, и Констанс не пойдет на пользу, если люди будут продолжать болтать.
– Молодой человек, боюсь, вы отзываетесь о моей работе слишком пренебрежительно. Мужчина не должен относиться к своей работе легкомысленно. У мужчины должна быть работа, и он обязан ее делать. Помни об этом, Чарльз.
– Просто я хочу сказать, что не хочу говорить о Конни и том ужасном времени.
– Тогда я буду вынужден сочинять, воображать и прибегать к измышлениям.
– Я отказываюсь это обсуждать.
– Констанс?
– Да, дядя Джулиан? – У Констанс было суровое лицо.
– Это было на самом деле? Я же помню, что это было! – сказал дядя Джулиан, сунув пальцы в рот.
Поколебавшись, Констанс все же сказала:
– Конечно, дядя Джулиан, это произошло на самом деле.
– Мои записки… – Голос дяди Джулиана стал тише, и он указал пальцем на свои бумаги.
– Да, дядя Джулиан. Это произошло на самом деле.
Я рассердилась, потому что Чарльзу следовало быть добрым к дяде Джулиану. Я вспомнила, что сегодняшний день был объявлен днем сверкающих искр, и я подумала, что найду что-нибудь красивое и блестящее, чтобы положить рядом с коляской дяди Джулиана.
– Констанс?
– Да?
– Можно мне на улицу? Мне будет тепло?
– Думаю, что да, дядя Джулиан. – Констанс тоже опечалилась. Дядя Джулиан грустно качал головой над своими записками, вперед-назад, и даже бросил свой карандаш. Констанс пошла в комнату дяди Джулиана, принесла оттуда шаль и заботливо укрыла его плечи. Чарльз храбро поглощал блинчики и не поднимал головы; похоже, ему было безразлично, что он был совсем не добр к дяде Джулиану.
– Теперь мы поедем в сад, – спокойно сказала дяде Джулиану Констанс. – На солнышке будет тепло, в саду красиво, а на ужин ты получишь жареную печенку.
– Наверное, лучше не надо, – ответил дядя Джулиан. – Наверное, я просто съем яйцо.
Констанс покатила его к двери и осторожно спустила вниз по ступенькам. Чарльз оторвался от блинчиков и начал было вставать из-за стола, но Констанс отрицательно покачала головой.
– Я оставлю тебя в твоем любимом уголке, – сказала она дяде Джулиану, – где ты будешь у меня на глазах, а еще я буду махать тебе рукой каждые десять минут.
Мы слышали, как она разговаривает с дядей Джулианом всю дорогу, пока везла его в любимый уголок сада. Иона ушел от меня и сел в дверях, наблюдая за ними.
– Иона? – позвал Чарльз, и кот посмотрел на него. – Кузина Мэри меня не любит, – сообщил Ионе Чарльз. Мне не понравилось, как он разговаривает с Ионой, и не понравилось, как старательно Иона прислушивается к его словам. – Что же мне сделать, чтобы понравиться кузине Мэри? – продолжал Чарльз, и Иона быстро поглядел на меня, затем снова на Чарльза. – Итак, я приехал, чтобы проведать двух дорогих кузин, – сказал Чарльз, – кузин и старого дядюшку, которых я не видел много лет, а моя кузина Мэри мне грубит. Что ты об этом думаешь, Иона?
Над раковиной я видела сверкающие искорки – там набухала капля воды, готовая сорваться. Может быть, если я задержу дыхание до тех пор, пока капля не упадет, Чарльз уйдет. Но я знала, что этому не бывать; слишком это просто – задержать дыхание.
– Ну, что же, – продолжал втолковывать Ионе Чарльз. – Констанс-то меня любит, и это главное, правда?
Констанс показалась в дверях. Ждала, что Иона даст ей дорогу, но он не двинулся с места, и тогда она просто переступила через него.
– Еще блинчиков? – спросила она Чарльза.
– Нет, спасибо. Я пытаюсь подружиться со своей младшей кузиной.
– Она полюбит вас очень скоро. – Констанс смотрела на меня. Иона снизошел до того, чтобы умыться, а я наконец придумала, что сказать.
– Сегодня мы убираем в доме, – возвестила я.
