– Вот печенье, дядя Джулиан, – сказала Констанс. – Съешь мягкую серединку.
Констанс забыла и смешала мой салат с заправкой, но я все равно не стала бы есть, когда на меня смотрело это большое белое лицо. Иона, которому не разрешалось есть курицу, сидел на полу возле моего стула.
– Он всегда ест за одним столом с вами? – вдруг спросил Чарльз, кивком указав на дядю Джулиана.
– Когда хорошо себя чувствует, – ответила Констанс.
– Не представляю, как вы это выдерживаете…
– Вот что я скажу тебе, Джон, – внезапно обратился к Чарльзу дядя Джулиан. – Сейчас инвестиции совсем не то, что раньше, когда деньги делал наш отец. Он был человек практичный, но так и не понял, что времена изменились.
– С кем он говорит? – поинтересовался Чарльз.
– Он принимает вас за брата, за Джона.
Чарльз долго смотрел на дядю Джулиана. Покачал головой и занялся своей курицей.
– Слева от вас, молодой человек, стул моей покойной жены, – сказал дядя Джулиан. – Я очень хорошо помню, как она сидела здесь в последний раз, мы…
– Хватит об этом, – оборвал дядю Джулиана Чарльз и погрозил ему жирным от курицы пальцем. – Дядя, мы больше не будем об этом говорить.
Констанс была довольна, что я вышла к столу; она улыбалась мне каждый раз, когда я на нее смотрела. Она знала, что я не любила есть, когда на меня смотрят, поэтому убрала мою тарелку, чтобы позже я поела на кухне. Зато, как видно, она забыла, что не надо смешивать мой салат с заправкой.
– Сегодня утром я заметил, – сказал Чарльз, придвигая к себе блюдо с курицей и внимательно рассматривая каждый кусок. – Заметил, что на заднем крыльце сломана ступенька. Что, если я ее починю как-нибудь на днях? Заодно отработаю свое содержание.
– Было бы очень любезно с вашей стороны, – ответила Констанс. – Эта ступенька уже давно нам досаждает.
– И еще я хочу сбегать в деревню и раздобыть табаку для трубки, так что могу заодно купить все, что вам нужно.
– Но это я хожу в деревню по вторникам, – воскликнула я, пораженная до глубины души.
– Ты? – Сидя напротив, он смотрел на меня, его большое белое лицо повернулось прямо ко мне. Я сидела тихо; я помнила, что дорога в деревню – первый этап пути Чарльза назад домой.
– Дорогая Меррикэт, мне кажется, это очень хорошая мысль, если Чарльз не возражает. Мне всегда не по себе, когда ты уходишь в деревню. – Констанс засмеялась. – Я составлю для вас список, Чарльз, и дам деньги, и вы будете нашим мальчиком-посыльным.
– Вы держите деньги в доме?
– Разумеется.
– Не очень разумно.
– Они в отцовском сейфе.
– Тем не менее.
– Уверяю вас, сэр, – сказал дядя Джулиан, – я взял за правило тщательно изучать книги прежде, чем вынести окончательное решение. Меня просто так не обманешь.
– Значит, я отнимаю работу у маленькой кузины Мэри, – продолжил Чарльз, снова поглядев на меня. – Конни, тебе придется найти ей другое занятие.
Я придумала, что скажу ему, еще до того, как сесть за стол.
– Бледная поганка, Amanita phalloides, – обратилась я к нему, – содержит три разных яда. Во-первых, аманитин, самый сильный из трех, но действует он медленно. Затем фаллоидин, который действует сразу, и, наконец, фаллин, самый слабый, но способный растворять красные кровяные тельца. Первые симптомы появляются только через семь – двенадцать часов, в некоторых случаях не раньше двадцати четырех или даже сорока часов. Первичные признаки: страшные боли в животе, холодный пот, рвота…
– Послушай, – перебил меня Чарльз. Он положил курицу обратно на тарелку. – Прекрати это, – сказал он.
Констанс было смешно.
– Ох, Меррикэт, – сказала она, давясь смехом, – вот глупышка! Я учила ее, – продолжала она, обращаясь к Чарльзу, – что бывают грибы, которые растут возле ручья или в поле, и научила, как отличать ядовитые. Ох, Меррикэт!
– Смерть наступает через пять – десять дней после того, как их съели, – закончила я.
– Лично мне это не кажется забавным, – сказал Чарльз.
– Глупышка Меррикэт, – повторила Констанс.
6
Дом не стал безопаснее, хотя Чарльз покинул его и ушел в деревню: Констанс дала ему ключ от ворот. Раньше у каждого из нас был свой ключ; у отца, у нашей мамы, и все ключи висели на крючке за дверью кухни. Когда Чарльз отправился в деревню, Констанс протянула ему ключ – наверное, нашего отца, вручила также список покупок и деньги, чтобы за эти покупки заплатить.
– Разве можно держать деньги в доме, – сказал он, крепко сжимая деньги в руке, прежде чем извлечь бумажник из заднего кармана брюк. – Две одинокие женщины; нельзя держать деньги в доме вот так!
Я наблюдала из своего угла в кухне, не подпуская к себе Иону, пока в доме Чарльз.
– Уверена, что все записала? – спросил он у Констанс. – Терпеть не могу ходить дважды.
Я дождалась, пока Чарльз уйдет подальше – вероятно, он уже дошел до черного камня, – прежде чем сказать:
– Он забыл библиотечные книги.
Констанс внимательно посмотрела на меня.
– Мисс Злодейка, – сказала она. – Ты хотела, чтобы он их забыл.
– Откуда ему было знать про библиотечные книги? Он чужой в доме; он не имеет отношения к нашим книгам.
– Знаешь что, – сказала Констанс, заглядывая в кастрюлю, которая стояла на плите. – Думаю, мы скоро начнем собирать салат. В последние дни было так тепло.
– На Луне, – сказала я и замолчала.
– На Луне, – повторила Констанс, обернувшись ко мне с улыбкой, – салат у тебя бывает круглый год, кажется?
– На Луне у нас есть все. Зеленый салат, тыквенные пироги и бледная поганка. У нас есть растения с кошачьей шерстью и крылатые кони, которые умеют танцевать. Все замки надежные и не ломаются, и нет никаких привидений. На Луне дядя Джулиан мог бы поправиться, а солнце сияло бы каждый день. Ты бы надела мамино жемчужное ожерелье и пела, а солнце сияло бы и сияло все время.
– Жаль, я не могу отправиться на твою Луну. Я вот думаю, стоит ли печь имбирные пряники прямо сейчас? Если Чарльз припозднится, они остынут.
– Но я же здесь! Я их съем! – сказала я.
– Но Чарльз сказал, что любит имбирные пряники.
Я принялась строить на столе домик из библиотечных книг, поставив две вертикально и положив третью поперек.
– Старая ведьма, – сказала я, – у тебя пряничный домик!
– Неправда, – возразила Констанс. – У меня чудесный дом, где я живу с сестрицей Меррикэт.
Я рассмеялась в ответ; Констанс хлопотала над кастрюлей, и лицо у нее было перемазано мукой.
