– Что? – опешил Чарльз.
– Прошу прощения, – обратился дядя Джулиан к Констанс. – Неподходящее для твоих ушей слово, моя дорогая. Просто скажи этому молодому ублюдку, чтобы держался подальше от моих бумаг.
– Говорю тебе, с меня довольно. Я не собираюсь брать твои дурацкие записульки, и я не твой брат Джон.
– Разумеется, ты не мой брат Джон. В тебе не хватает полдюйма росту. Ты молодой ублюдок, и я хочу, чтобы ты вернулся к своему папаше, который, как ни прискорбно, приходится мне братом Артуром. И передай ему, что именно так я и выразился. Если хочешь, даже в присутствии твоей матери; у нее сильный характер, но на семью ей плевать. Это она захотела, чтобы отношения между нашими семьями прекратились. Поэтому я не возражаю, чтобы ты воспроизвел мои изысканные выражения в ее присутствии.
– Дядя Джулиан, все давно забыто! Констанс и я…
– Кажется, что это вы забываетесь, молодой человек, если говорите со мной в таком тоне. Я рад, что вы раскаиваетесь, однако вы отняли у меня слишком много времени. А теперь попрошу соблюдать строжайшую тишину.
– Не раньше, чем я разберусь с вашей племянницей Мэри-Кэтрин.
– Моя племянница Мэри-Кэтрин давным-давно мертва, молодой человек. Она не пережила потерю своей семьи; мне казалось, вам это известно.
– Что? – Чарльз в ярости обернулся к Констанс.
– Моя племянница Мэри-Кэтрин умерла в сиротском приюте, по недосмотру, когда ее сестру привлекли к суду за убийство. Но она почти не имеет отношения к моей книге, поэтому хватит о ней.
– Она сидит прямо перед вами. – Чарльз взмахнул руками, его лицо побагровело.
– Молодой человек. – Дядя Джулиан отложил карандаш и повернулся вполоборота, чтобы видеть Чарльза. – Кажется, я объяснил вам исключительную важность моего труда. Но вы считаете возможным постоянно меня перебивать. С меня достаточно. Или вы замолчите, или убирайтесь из комнаты.
Я смеялась над Чарльзом, и даже Констанс улыбнулась. Чарльз стоял и таращился на дядю Джулиана, а дядя Джулиан, перебирая свои бумаги, сказал сам себе:
– Исключительно непочтительный щенок. Констанс?
– Да, дядя Джулиан?
– Почему мои бумаги сложили в коробку? Мне придется их вытащить и снова сложить в нужном порядке. Неужели этот молодой человек трогал мои бумаги? Правда?
– Нет, дядя Джулиан.
– Мне кажется, он берет на себя слишком много. Когда он уезжает?
– Я не собираюсь уезжать, – сказал Чарльз. – Я остаюсь.
– Это невозможно, – объяснил дядя Джулиан. – У нас нет лишней комнаты. Констанс?
– Да, дядя Джулиан?
– На обед я хочу отбивную. Совсем небольшую, в меру прожаренную отбивную. И возможно, грибы.
– Да, – с облегчением сказала Констанс. – Мне пора начинать готовить. – Она как будто была счастлива заняться делом; подошла к столу, чтобы убрать листья и грязь, которые притащил Чарльз. Она смахнула их в бумажный пакет и выбросила пакет в мусорную корзину, а затем взяла тряпку и тщательно вытерла стол. Чарльз смотрел то на нее, то на меня, то на дядю Джулиана. Он явно был в замешательстве; никак не выходило у него сгрести в свои цепкие руки все, что он у нас видел или слышал. Отрадное это было зрелище, первые содрогания пойманного демона, и я очень гордилась дядей Джулианом.
Констанс улыбнулась Чарльзу, радуясь тому, что больше никто не кричит; она передумала плакать. Кроме того, она, похоже, тоже заметила, что демон пойман и корчится, потому что сказала:
– У тебя усталый вид, Чарльз. Иди и отдохни до обеда.
– Куда мне идти отдыхать? – спросил Чарльз. Он все еще злился. – Я не двинусь отсюда, пока мы не разберемся с этой девчонкой.
– С Меррикэт? Но зачем с ней разбираться? Я же сказала, что сейчас же наведу порядок.
– И ты даже не собираешься ее наказать?
– Наказать? Меня? – Я вскочила. Меня била дрожь. – Наказать? Хочешь сказать, отправить меня спать без ужина?
И я побежала. Я бежала, пока не очутилась среди травы на поле, в самом центре, где мне ничего не угрожало, и я сидела там, в высокой траве, которая скрывала меня с головой. Меня нашел Иона, мы сидели вместе, и нас никто не видел.
Мы сидели долго, но потом я встала, потому что поняла, куда мне надо идти. Я решила идти в летний дом. Я не была там шесть лет, но Чарльз замарал мой мир, и уцелел только летний домик. Я знала, что Иона за мной не пойдет. Кот не любил летний домик и, увидев, что я свернула на заросшую тропинку, как будто вспомнил, что у него есть дела поважнее, и прыснул в сторону, чтобы потом встретиться со мной где-нибудь в другом месте. Я помнила, что никто из нас не любил этот летний домик. Его задумал наш отец и даже хотел подвести к нему ручей, чтобы обустроить водопад, но древесину, камень и штукатурку поразила какая-то зараза, и дело не пошло. Однажды мама увидела, как в дверь заглядывает крыса, и с тех пор никакая сила не могла убедить ее пойти туда снова. А если наша мать отказывалась куда-то идти, не ходили и все остальные.
В окрестностях летнего домика я не закапывала ничего. Почва здесь была черная и влажная, и моим сокровищам здесь было бы неуютно. Деревья вплотную обступили дом и тяжело дышали на его крышу. Бедные цветы, которые когда-то были здесь посажены, либо погибли, либо выродились в долговязые и безвкусные одичавшие растения. Я стояла возле летнего домика и разглядывала это самое безобразное место на земле. Помню, как мама всерьез просила меня, чтобы я его сожгла.
Внутри было темно и сыро. Мне не хотелось сидеть на каменном полу, но больше было негде. Я вспомнила, что когда-то тут были стулья и, кажется, низенький столик, но теперь они пропали – то ли сгнили, то ли их унесли. Я села на пол и мысленно рассадила всех там, где им было положено сидеть, вокруг обеденного стола. Во главе стола сидел отец, напротив него мать. По одну руку от нее дядя Джулиан, по другую – наш брат Томас. Рядом с отцом сидели тетя Дороти и Констанс. Я сидела между Констанс и дядей Джулианом, на своем законном месте за столом, где сидела всегда. Мало-помалу до меня начали доходить обрывки их разговора:
– …купить книгу для Мэри-Кэтрин. Люси, разве Мэри-Кэтрин не нужна новая книга?
– Дорогой, у Мэри-Кэтрин должно быть все, что она пожелает. У нашей любимой дочери должно быть все, что ей нравится.
– Констанс, у твоей сестры нет сливочного масла. Пожалуйста, передай ей масло.
– Мэри-Кэтрин, мы тебя любим.
– Тебя никогда больше не будут наказывать. Люси, проследи, пожалуйста, чтобы нашу любимую дочь Мэри-Кэтрин больше никогда не наказывали.
– Мэри-Кэтрин никогда поступает дурно, поэтому ее не за что будет наказывать.
– Люси, я слышал о непослушных детях, которых в наказание отправляли спать без ужина. Это недопустимо в отношении нашей дочери Мэри-Кэтрин.
– Я совершенно согласна, дорогой. Мэри-Кэтрин никогда больше не будут наказывать. Никогда не отправят в постель без ужина. Мэри-Кэтрин никогда не позволит себе сделать нечто подлежащее наказанию.
