– Все кончено, – говорила я ей, крепко держа в объятиях. – Все хорошо, – сказала я. – Теперь все хорошо.
Я умела находить путь хоть при свете дня, хоть в темноте. Еще я подумала – как хорошо, что я навела порядок в своем убежище и набросала свежей листвы, так что Констанс там понравится. Я укрою ее листьями, как дети в сказке, там ей будет тепло и безопасно. Может быть, я буду петь ей песни или рассказывать истории; буду приносить разноцветные фрукты и ягоды и воду в чашке из листьев. И однажды мы полетим на Луну. Я нашла лаз в свое убежище, провела Констанс внутрь, в угол, где были свежие листья и одеяло. Я мягко подталкивала ее, пока она не села. Забрала у нее шаль дяди Джулиана и укрыла ее. В углу раздалось тихое мурлыканье – Иона сидел здесь и дожидался меня.
Я замаскировала лаз ветками. Нас не увидят, даже если придут сюда с фонарями. Было не слишком темно, и я различала сгущение тени – там была Констанс. Когда я подняла голову, я увидела, как высоко в небе, между ветвями и листьями, сверкают две или три звезды.
Я вспомнила, что одна из фигурок дрезденского фарфора разбита, и вслух сказала, обращаясь к Констанс:
– Я положу яд им в еду и буду смотреть, как они умирают.
Констанс беспокойно шевельнулась – зашуршали листья.
– Так же, как ты сделала тогда? – спросила она.
Мы с ней никогда не говорили об этом. Ни разу за все шесть лет.
– Да, – ответила я после минутного молчания. – Так же, как сделала тогда.
9
Ночью приехала санитарная машина и забрала дядю Джулиана, но мне не давала покоя мысль, что они забыли его шаль, которой укрывалась спящая Констанс. Я видела, как огни санитарной машины сворачивают на нашу подъездную дорогу и сверху на машине горит маленькая красная лампочка. Я слышала далекие звуки, сопровождающие отъезд дяди Джулиана; это были голоса, которые переговаривались тихо и почтительно – ведь они находились в присутствии покойника, – и тихий стук открывающихся и закрывающихся дверей. Они звали нас, два или три раза. Может быть, хотели спросить нашего разрешения увезти дядю Джулиана, но звали вполголоса, и никто не пошел искать нас в лесу. Я сидела на берегу ручья и жалела, что не смогла быть добрее к дяде Джулиану. Дядя Джулиан полагал, что я давно умерла, а теперь и сам умер. Склоните же головы перед нашей возлюбленной Мэри-Кэтрин, подумала я, а не то все вы умрете.
Вода тихонько журчала в темноте, а я думала, во что превратился наш дом, в котором нам предстояло отныне жить. Пожар наверняка все уничтожил. Завтра утром мы вернемся и обнаружим, что шесть прошедших лет сгорели в огне и они ждут нас – расселись в столовой и ждут, когда Констанс принесет им ужин. Возможно, мы окажемся в доме Рочестеров, или поселимся в деревне, или на реке в доме-барже, или в башне на вершине холма. Может быть, получится уговорить пожар дать задний ход, покинуть наш дом и уничтожить деревню вместо него? Может быть, деревенские все уже мертвы? Может быть, деревня на самом деле – это огромная настольная игра с аккуратно нарисованными квадратами и я благополучно проскочила мимо квадрата, который гласил – «пожар; вернитесь в начало», и теперь была на последних финишных квадратах. Осталось сделать последний ход, и я дома.
Шерсть Ионы пахла дымом. Сегодня был день, когда на чай приезжала Хелен Кларк, но чая не будет, потому что нам сначала нужно отмыть дом, хотя сегодня и не предназначенный для уборки день. Жаль, что Констанс не сделала сэндвичей, чтобы поесть возле ручья. Интересно, вдруг Хелен Кларк все равно приедет на чай, хотя дом не готов? Я решила, что отныне мне наверняка не разрешат подавать чайные чашки.
Когда забрезжил рассвет, я услышала, как на куче листьев беспокойно заворочалась Констанс, и я залезла в убежище, чтобы быть рядом, когда она проснется. Она открыла глаза, сначала посмотрела вверх, на листву деревьев над головой, а уж потом на меня и улыбнулась.
– Наконец мы на Луне, – сказала я ей, и она улыбнулась.
– Я думала, что все это мне приснилось, – призналась Констанс.
– Это произошло на самом деле, – сказала я.
– Бедный дядя Джулиан.
– Ночью приезжали и забрали его, пока мы были здесь, на Луне.
– Мне здесь нравится, – заметила Констанс. – Молодец, что привела меня сюда.
В волосах у нее были листья, лицо перепачкано грязью, и Иона, который вошел в убежище вслед за мной, смотрел на нее удивленно: он никогда еще не видел, чтобы у Констанс было грязное лицо. Некоторое время она тихо сидела без тени улыбки. Посмотрев на Иону и поняв, что перепачкалась, она спросила:
– Меррикэт, что же нам теперь делать?
– Сначала мы должны вымыть дом, пусть даже сегодня не день уборки.
– Дом, – повторила Констанс. – Ох, Меррикэт!
– Я вчера осталась без ужина, – напомнила я ей.
– Ох, Меррикэт! – Она села, сбросила шаль дяди Джулиана и стряхнула с себя листья. – Ох, Меррикэт, бедное дитя, – сказала она. – Нам надо поторопиться. – И Констанс вскочила на ноги.
– Сначала тебе нужно умыться.
Констанс подошла к ручью, смочила носовой платок и стала оттирать лицо, а я тем временем отряхнула и сложила шаль дяди Джулиана. Сегодня утром все казалось не так. Раньше я никогда не трогала шаль дяди Джулиана. Я уже поняла, что правила изменились, и все же меня поразил тот факт, что я взяла в руки шаль дяди Джулиана. А еще я подумала, что попозже вернусь сюда, в убежище, уберу здесь все и положу свежие листья.
– Меррикэт, ты умрешь с голоду.
– Нам нужно смотреть в оба, – сказала я и взяла Констанс за руку, чтобы она не пустилась бегом. – Нам надо идти тихо и осторожно; вдруг кто-нибудь из них сидит там и ждет, пока мы появимся.
Я шла по тропинке первой, ступая как можно тише. Констанс и Иона следовали за мной. Констанс не умела ступать так тихо и осторожно, как я, но все же шла довольно бесшумно. Разумеется, Иону не было слышно совершенно. Тропинка должна была вывести нас из лесу и мимо огорода прямо к заднему двору нашего дома. Выйдя к кромке леса, я остановилась и стала всматриваться – не остался ли там кто. Сначала мы видели только сад и дверь кухни, которые выглядели как всегда. Но потом Констанс ахнула:
– Ох, Меррикэт! – Она даже застонала, а я примерзла к месту, потому что у нашего дома больше не было второго этажа.
Я помнила, что только вчера стояла здесь и с любовью смотрела на наш дом и думала, что он всегда был такой высокий, как самые высокие деревья. А сегодня дом заканчивался кухней, а выше, как в кошмарном сне, только черные головешки. Я видела часть оконной рамы, в которой еще держались разбитые стекла, и подумала, что это было мое окно, через него я смотрела на мир из своей комнаты.
Ни души, ни звука. Очень медленно мы с Констанс пошли к дому, пытаясь принять и его уродство, и разруху, и позор. Я заметила, что пепел разлетелся по всему огороду, теперь мне придется хорошенько промывать листья салата, как и помидоры, прежде чем я смогу их съесть. Огонь сюда не добрался, однако все вокруг – траву, яблони и мраморную скамью в саду Констанс – покрывал слой копоти; везде была грязь. Подойдя ближе к дому, мы увидели, что пожар не тронул первого этажа, удовлетворившись спальнями и чердаком. Констанс в нерешительности помедлила перед дверью кухни, хотя она открывала ее тысячи раз, и дверь наверняка помнила прикосновение ее руки. Поэтому Констанс взялась за щеколду и подняла ее. Казалось, дом вздрогнул, когда она открыла дверь, но кому теперь есть дело до лишних сквозняков? Констанс пришлось хорошенько толкнуть дверь, чтобы та подалась, но обгоревшие балки не собирались падать. Никакого внезапного обрушения, которого я втайне боялась, представляя, как дом в действительности оказался лишь прахом, рассыпавшимся от малейшего толчка.
