Я погрузилась в мечты на весь долгий день, пока Констанс отмывала комнату дяди Джулиана; я сидела на пороге и смотрела в тихий и безопасный сад, а Иона спал возле меня.
– Смотри, Меррикэт, – позвала Констанс, выходя ко мне с охапкой одежды. – Смотри, два костюма дяди Джулиана, а еще его пальто и шляпа.
– Когда-то он ходил самостоятельно; так он нам говорил.
– Я очень смутно помню день, много лет назад, когда он отправился купить себе костюм. Кажется, тогда-то он и купил один из этих двух. И тот и другой практически новые.
– Что могло быть на нем в тот последний день, когда они еще были живы? Какой галстук он повязал к ужину? Ему наверняка понравилось бы, что мы помним.
Некоторое время Констанс смотрела на меня без улыбки.
– Вряд ли на нем мог быть один из этих костюмов; когда я потом приехала за ним в больницу, он был в пижаме и халате.
– Наверное, ему бы следовало надеть один из них сейчас.
– Скорее всего, его похоронили в одном из старых костюмов Джима Кларка. – Констанс направилась было в погреб, но остановилась. – Меррикэт?
– Да, Констанс?
– Ты понимаешь, что в нашем доме не осталось никакой одежды, кроме этих двух костюмов дяди Джулиана? Моя одежда полностью сгорела, и твоя тоже.
– И их одежда на чердаке.
– Сохранилось только это розовое платье, что на мне сейчас.
Я осмотрела себя.
– А на мне коричневое.
– И твое платье нужно постирать и заштопать; и удается же тебе так рвать одежду, Меррикэт!
– Я сотку себе наряд из листьев. Сегодня же. Вместо пуговиц будут желуди.
– Меррикэт, давай посерьезней. Нам придется носить одежду дяди Джулиана.
– Мне не разрешается прикасаться к вещам дяди Джулиана. Я сделаю подкладку изо мха, для холодных зимних дней, и шапку из птичьих перьев.
– Может быть, это хорошо для Луны, мисс Глупышка. На Луне ты можешь надеть меховой костюмчик, как у Ионы; мне все равно. Но здесь, в нашем доме, ты будешь носить одну из старых рубашек дяди Джулиана; может быть, и его брюки тоже.
– Или купальный халат и пижаму дяди Джулиана. Но нет, мне не разрешается прикасаться к вещам дяди Джулиана; я буду одеваться в листья.
– Но тебе уже можно. Я же сказала, что можно.
– Нет.
Констанс вздохнула.
– Хорошо, – сказала она. – Наверное, это мне придется их надеть. Вот смеху-то будет. – Она рассмеялась, посмотрела на меня и вновь захохотала.
– Констанс? – спросила я.
Она повесила одежду дяди Джулиана на спинку стула и, все еще смеясь, пошла в кладовую. Я услышала, как выдвинулся один из ящиков. Поняв, что она хочет там найти, я тоже засмеялась. Потом Констанс вернулась и разложила передо мной несколько скатертей.
– Вот это тебе очень пойдет, моя элегантная Меррикэт. Смотри: понравилось бы тебе ходить в этой, с каймой из желтых цветов? А как тебе эта, в красивую красно-белую клетку? Боюсь, камчатное полотно
[2] слишком жесткое, в нем будет неудобно. Кроме того, его несколько раз штопали.
Я встала и приложила к себе скатерть в красно-белую клетку.
– Можешь прорезать дыру для головы, – предложила я. Мне очень понравилась скатерть.
– У меня нет принадлежностей для шитья. Тебе придется просто подвязать ее на талии веревкой, или пусть свисает, как тога.
– Скатерть будет мне вместо плаща; кто еще носит камчатный плащ?
– Меррикэт, ох, Меррикэт. – Констанс бросила на пол скатерть, которую держала в руках, и крепко обняла меня. – Что я сделала с моей малышкой Меррикэт? – причитала она. – Дома нет. Еды нет. И скатерть вместо одежды. Что же я наделала!
– Констанс, – сказала я. – Я тебя люблю, Констанс.
– Скатерть вместо одежды, как у тряпичной куклы.
– Констанс. Мы будем очень счастливы, Констанс!
– Ох, Меррикэт, – обнимала она меня.
– Послушай меня, Констанс. Мы обязательно будем очень счастливы.
Я сразу же переоделась, пока Констанс не передумала. Я выбрала красно-белую клетку; когда Констанс вырезала дыру, чтобы можно было просунуть голову, я взяла свой золотой шнур с кисточкой, который Констанс срезала со штор в гостиной, и повязала на талии вместо пояса. Взглянув на себя, я решила, что выгляжу прекрасно. Сначала Констанс казалась грустной и даже печально отвернулась, когда увидела меня в первый раз, и начала яростно тереть в раковине мое коричневое платье, чтобы его отстирать. Но мне мое платье понравилось, я бросилась в пляс, и очень скоро Констанс снова улыбалась и смеялась, глядя на меня.
– Робинзон Крузо одевался в шкуры зверей, – сказала я ей. – У него не было красивой одежды с золотым пояском.
– Должна заметить, ты никогда еще не казалась такой нарядной.
– Ты будешь носить шкуры дяди Джулиана, а я предпочитаю скатерть.
– Насколько я помню, эту скатерть, что на тебе сейчас, много лет назад стелили на стол для летних завтраков на лужайке. Разумеется, в столовой красно-белая клетка недопустима.
– В один прекрасный день я буду летним завтраком на лужайке, а в другой день стану торжественным обедом при свечах, а в следующий день буду…
– Очень грязной Меррикэт. У тебя красивое платье, но грязное лицо. Мы потеряли почти все, моя юная леди, но у нас по-прежнему есть чистая вода и расческа.
Вот в чем нам особенно повезло с комнатой дяди Джулиана: я убедила Констанс выкатить его инвалидное кресло, провезти через сад и укрепить мою баррикаду. Было непривычно видеть, что Констанс катит пустое инвалидное кресло, и я на минуту представила, что в нем сидит живой дядя Джулиан, сложив руки на коленях, однако о его присутствии напоминали только потертости на кресле да носовой платок, засунутый под подушку. Зато для заграждения кресло пришлось как нельзя лучше, и теперь бледный призрак мертвого дяди Джулиана взирал на незваных гостей с немой угрозой. Меня очень тревожила мысль, что дядя Джулиан исчезнет из нашей жизни совсем; его бумаги сложены в коробку, инвалидное кресло свалено на баррикаду, зубная щетка выброшена, и даже запах дяди Джулиана выветрился из его комнаты. Но когда земля стала мягкой, на привычном месте дяди Джулиана на лужайке Констанс посадила куст желтых роз, и однажды ночью я спустилась к ручью и у самой воды закопала золотой карандаш дяди Джулиана с его инициалами. Теперь ручей будет вечно шептать его имя. Иона завел привычку шастать в комнату дяди Джулиана, куда раньше не показывал и носа; но я туда не входила.
Хелен Кларк приезжала еще два раза, стучала и звала, умоляя нас откликнуться, но мы сидели в доме тихо, потом она обнаружила, что не может обойти дом, чтобы подобраться к кухне, потому что там была баррикада, и крикнула нам от двери парадного, что больше не вернется. Она сдержала слово. Однажды вечером, наверное, вечером того дня, когда Констанс посадила для дяди Джулиана куст роз, мы услышали, что кто-то постучал в дверь, совсем тихо. Мы сидели за столом и ужинали. Для Хелен Кларк этот стук был слишком деликатным; я встала из-за стола и тихонько прошла по коридору, чтобы убедиться, что дверь заперта. Констанс, которой стало любопытно, вышла вслед за мной. Мы прислушались.
