– А маленьких девочек они любят? – Второй малыш подошел ближе.
– Они ненавидят и маленьких мальчиков, и маленьких девочек. Разница в том, что маленьких девочек они едят.
– Прекрати, Этель. Ты напугала детей. Это неправда, милый. Она просто тебя дразнит.
– Все равно, – вдруг подал голос мужчина. – Я не хочу видеть, что дети подходят слишком близко к этому дому.
Чарльз Блэквуд появился лишь однажды. Он приехал в машине еще с одним мужчиной, ближе к вечеру, когда мы с Констанс уже покидали наблюдательный пост. Чужие уже разошлись по домам, Констанс отмерла и сказала:
– Пора ставить варить картошку.
И тут на нашу подъездную дорожку свернула машина, и Констанс снова прильнула к смотровой щели. Чарльз и второй мужчина вышли из машины прямо перед парадным и направились к ступеням крыльца. Они задрали головы, но видеть нас, конечно, не могли. Я вспомнила, как Чарльз пришел к нам впервые и вот так же стоял, задрав голову и разглядывая наш дом. Но на этот раз он к нам не войдет. Протянув руку, я коснулась дверного замка, чтобы убедиться, что дверь заперта. И сидящая напротив меня Констанс обернулась ко мне и кивнула; она тоже знала, что Чарльз больше никогда к нам не войдет.
– Видишь? – спросил Чарльз, стоя снаружи у крыльца. – Вот он, дом, как я и говорил. И выглядит не так плохо, как раньше, потому что зарос виноградом. Но крыша совсем сгорела, и внутри одни головешки.
– А дамы все еще там, в доме?
– А как же. – Чарльз рассмеялся, а я вспомнила его смех и большое белое лицо, которое смотрело прямо на меня; и, сидя в засаде за дверью, я желала ему сдохнуть. – Они там, не сомневайся, – продолжал он. – И чертовы деньги тоже.
– Ты точно знаешь?
– У них там чертова прорва денег, которых никто даже не считал. Сейф набит битком, в земле клады, куда ни ткни, и бог весть где еще они их прячут. Они никогда не выходят из дому, только прячутся внутри со всеми своими богатствами.
– Послушай, – сказал второй тип. – Они ведь знают тебя, правда?
– Конечно. Я их двоюродный брат. И как-то раз приезжал навестить.
– Как думаешь, нельзя ли выманить одну из них? Типа, поговорить. Может быть, хотя бы подойдет к окну, и я успею ее сфотографировать.
Чарльз задумался. Смотрел то на дом, то на второго типа и размышлял.
– А я получу половину, если ты продашь фотографии в журнал или еще куда?
– Конечно. Обещаю.
– Тогда попробую, – сказал Чарльз. – Спрячься за машину, чтобы они тебя не видели. Они точно не выйдут, если увидят чужого.
Второй тип вернулся к машине, достал фотоаппарат и присел на корточки с другой стороны машины, где мы не могли его видеть.
– Готово, – крикнул он, и Чарльз начал подниматься на наше крыльцо, чтобы встать у двери парадного.
– Конни? – позвал он. – Эй, Конни? Это Чарльз, я вернулся.
Я взглянула на Констанс и подумала, что это в первый раз, когда она видит его в истинном свете. Теперь она тоже знала, что Чарльз привидение и демон, один из множества чужаков.
– Давай забудем все, что произошло, – продолжал Чарльз. Он подошел вплотную к двери и заговорил мягким, чуть заискивающим тоном: – Давай снова будем друзьями.
Я видела его ноги. Одна выбивала и выбивала чечетку о наше крыльцо.
– Не знаю, что ты имеешь против меня, – сказал он. – Я все ждал, что ты дашь мне знать, чтобы я возвращался. Мне очень-очень жаль, если я чем-то тебя обидел.
Жаль, подумала я, что Чарльз не может видеть сквозь стену. Он бы увидел, как мы сидим на полу, каждая со своей стороны двери, слушаем его речи и смотрим на его ноги, пока он умоляюще распинается тремя футами выше наших голов.
– Открой дверь, – очень тихо попросил он. – Конни, неужели ты не откроешь дверь мне, твоему кузену Чарльзу?
Констанс подняла голову туда, где должно было быть его лицо, и неприятно улыбнулась. Наверное, она берегла эту улыбку для Чарльза, на тот случай, если ему взбредет в голову когда-нибудь вернуться.
– Сегодня утром я ходил на могилу бедняги дяди Джулиана, – сказал Чарльз. – Приходил навестить могилу старины Джулиана и увидеть тебя еще раз. – Он выждал минуту, а затем продолжал слегка дрогнувшим голосом: – Я положил пару цветов – ну ты понимаешь – на могилу старого бедняги. Он был отличный парень и всегда так добр ко мне.
За ногами Чарльза я увидела, что из-за машинного бока вылезает второй тип с фотоаппаратом.
– Послушай, – прервал он Чарльза, – ты зря сотрясаешь воздух. И я не могу тратить попусту весь день.
– Как ты не понимаешь? – Чарльз отвернулся от двери, но говорил так же просительно. – Я должен увидеть ее еще раз! Ведь это случилось из-за меня.
– Что?
– По-твоему, отчего бы двум старым девам запираться в доме? Одному богу известно. Я не хотел, чтобы так оно обернулось, – сказал Чарльз.
Мне показалось, что Констанс хочет что-то сказать или, по крайней мере, рассмеяться в голос, и я дотронулась до ее плеча, предупреждая, что надо сидеть тихо. Но она не повернула ко мне головы.
– Если бы я только мог с ней поговорить, – все не унимался Чарльз. – Но в любом случае ты можешь сфотографировать дом. Я буду стоять вот тут или стучать в дверь; я мог бы сделать вид, что барабаню кулаком в дверь.
– По мне, так можешь лечь на пороге и умереть от разбитого сердца, – бросил второй. Он пошел к машине и бросил фотоаппарат на сиденье. – Пустая трата времени.
– И всех этих денег. Конни, – громко позвал Чарльз, – бога ради, да открой же ты дверь!
– Знаешь что, – крикнул второй тип из машины. – Сдается мне, не видать тебе больше серебряных долларов, как своих ушей.
– Конни, – завывал Чарльз, – ты сама не понимаешь, что ты со мной делаешь. Я не заслуживаю того, чтобы со мной обращались подобным образом. Пожалуйста, Конни.
– Собираешься топать в деревню пешком? – спросил второй. Он захлопнул дверцу машины.
Чарльз отошел от двери.
– Ну ладно, Конни, – сказал он. – Слушай внимательно. Если ты меня сейчас отпустишь, я больше никогда не вернусь. Я серьезно, Конни!
– Я уезжаю! – крикнул из машины второй.
– Я говорю серьезно, Конни, я не шучу. – Чарльз спустился с крыльца, но оглянулся через плечо. – Ты видишь меня в последний раз, – сказал он. – Я ухожу. Но одно твое слово, и я останусь.
Я сомневалась, что он вообще уйдет. Я сомневалась, что Констанс сможет сдержать себя; скорее бы он сошел с нашего крыльца и благополучно уселся в машину.
– Прощай, Конни. – Он стоял на нижней ступеньке крыльца, потом отвернулся и побрел к машине. В нерешительности сунул руку в карман, словно в поисках носового платка – то ли вытереть глаза, то ли высморкаться, но приятель крикнул ему, чтобы он поторапливался, и Чарльз, оглянувшись напоследок еще раз, печально махнул рукой и сел в машину. И тогда Констанс засмеялась, и я рассмеялась тоже. И тут я увидела, что сидящий в машине Чарльз быстро обернулся, будто услышал, как мы смеемся. Но машина завелась и покатила прочь по подъездной дорожке, а мы обнимали друг друга в темной передней и смеялись до слез, и эхо нашего смеха взлетало по сгоревшей лестнице прямо в небеса.
