– Прощай, Меррикэт! – Но я уже была возле черного камня, и вот она, калитка, откуда начиналась наша тропинка.
2
Мне пришлось поставить на землю сумки с продуктами, чтобы открыть замок на воротах. Это был простейший висячий замок, сломать который было под силу любому ребенку. Однако на воротах висела табличка, которая гласила – «ЧАСТНАЯ СОБСТВЕННОСТЬ. ПРОХОД ВОСПРЕЩЕН». Поэтому никто не имел права здесь ходить. И ворота, и надпись, и замок были делом рук нашего отца, когда он решил перекрыть тропинку. Прежде тропинкой пользовались все желающие, чтобы срезать путь из деревни до перекрестка на шоссе, где останавливался автобус. Наша тропинка позволяла выгадать добрую четверть мили, если пройти мимо парадной двери нашего дома. Но маме не нравилось видеть чужаков у нашей двери, и первое, что пришлось сделать отцу, когда он привез ее жить в Блэквуд-хаус, – перекрыть тропинку и огородить забором все владения Блэквудов, от шоссе до самого ручья. Другим концом тропинка упиралась во вторую калитку – я редко туда ходила. На этой калитке также был висячий замок и табличка «ЧАСТНАЯ СОБСТВЕННОСТЬ. ПРОХОД ВОСПРЕЩЕН». Как говорила мама, «шоссе построили для всех, но моя дверь – только моя».
Все, кто приходил нас повидать – разумеется, по приглашению, – пользовались подъездной дорожкой, что шла от шоссе прямо к нашей парадной двери. В детстве я лежала в спальне в задней части дома и представляла себе, что место, где сходились подъездная дорожка и тропинка, – это перекресток миров. К нашему крыльцу прибывают хорошие люди – чистые, богатые, разодетые в атлас и кружева. Те, кто имел право нас навестить. А по тропинке туда-сюда снуют людишки из деревни – вертясь, крадучись, чуть что подобострастно уступая дорогу. Они не войдут в дом, успокаивала я себя раз за разом, лежа в своей темной комнатке, на потолке которой тени от деревьев рисовали причудливый узор. Им больше не разрешается сюда входить; тропинка перекрыта навечно. Иногда я стояла с нашей стороны забора, прячась за кустами, и наблюдала, как жители деревни топают по шоссе, чтобы добраться до автобусной остановки. Насколько мне известно, никто и никогда не пытался воспользоваться нашей тропинкой с тех пор, как отец закрыл ее для посторонних.
Переставив сумки с покупками внутрь забора, я снова тщательно заперла ворота и проверила замок – исправен ли? Теперь я в безопасности, раз за моей спиной был накрепко запертый замок. Тропинка тонула в глухой тени; с тех пор, как отец раз и навсегда отказался от мысли сделать наши земли прибыльными, он позволил деревьям, кустам и диким цветам расти, как им вздумается. Поэтому наши владения, за исключением луга и сада, густо заросли, и никто не знал здешних тайных троп, кроме меня. Сейчас, шагая по тропинке – легкой походкой, ведь я была дома, – я знала каждый поворот и была уверена в каждом шаге. Констанс могла бы назвать все растения в округе. Но мне было довольно того, что я знала, где что растет и что любое дерево или куст может стать для меня надежным убежищем. На тропинке не было других следов, кроме моих собственных, в направлении деревни и обратно. За поворотом я могла бы увидеть отпечаток ноги Констанс – иногда она выходила навстречу и поджидала меня; но в основном ее следы были в саду и в доме. Сегодня Констанс вышла к самому краю сада, и я увидела ее, как только миновала поворот; она стояла, за ее спиной виднелся озаренный солнечным светом дом. Я побежала ей навстречу.
– Меррикэт, – с улыбкой сказала мне Констанс. – Смотри, как далеко я зашла сегодня.
– Слишком далеко, – ответила я. – Этак ты скоро пойдешь за мной в деревню.
– Может быть, если ты так думаешь.
Конечно, я знала, что она меня дразнит, и все же по спине прошел холодок. Однако я рассмеялась.
– Тебе это не понравилось бы, – сказала я ей. – А сейчас, возьми-ка у меня часть пакетов, лентяйка ты эдакая. И где мой кот?
– Отправился ловить бабочек, потому что ты припозднилась. Ты купила яйца? Я забыла тебе сказать.
– Конечно. Давай накроем к обеду на лужайке.
Когда я была маленькой, я думала, что Констанс сказочная принцесса. Бывало, я пыталась нарисовать ее портрет, с длинными золотистыми волосами и такими синими глазами, какие только можно было изобразить с помощью цветного карандаша. И ярко-розовые пятна на каждой щеке. Эти рисунки всегда меня удивляли, потому что сестра и в самом деле выглядела так; даже в худшие времена она была вся такая бело-розово-золотистая, и, казалось, никакие обстоятельства не заставят ее потускнеть. Она всегда была самой большой драгоценностью моего мира. Я шла за Констанс по мягкой траве, мимо цветов, за которыми она ухаживала; из цветочных зарослей вышел Иона, мой кот, и пошел за мной.
Констанс стояла в дверях парадного входа и ждала, пока я вслед за ней не поднимусь по ступенькам. Я поставила сумки с покупками возле стола в прихожей и заперла дверь. Мы не будем ею пользоваться до самого полудня, потому что наша жизнь в основном была сосредоточена в задней части дома, на лужайке и в саду, куда не ступала нога никого из посторонних. Наш дом так и продолжал смотреть на шоссе и деревню, а мы прятались за его суровым, негостеприимным фасадом. Мы хорошо заботились о нашем доме, и все же обитаемыми были только комнаты в задней его части – кухня, спальни и маленькая теплая комнатка при кухне, где жил дядя Джулиан. А за домом рос любимый каштан Констанс, широко простиралась чудесная лужайка с цветами, которые сажала Констанс, за ними – огород, за которым ухаживала Констанс, а еще дальше – тенистые деревья на берегу ручья. Когда мы сидели на лужайке позади дома, нас никто и ниоткуда не видел.
Я вспомнила, что собиралась быть добрее к дяде Джулиану, когда увидела, как он возится со своими бумагами за огромным старым письменным столом в кухонном уголке.
– Ты позволишь дяде Джулиану арахисовое печенье? – спросила я у Констанс.
– Только после обеда, – ответила Констанс. Она осторожно доставала продукты из пакетов; любая еда была для нее драгоценностью, и она всегда дотрагивалась до продуктов со смиренным почтением. Мне не дозволялось ей помогать; мне не разрешалось готовить еду или собирать грибы, хотя я иногда приносила овощи с огорода или яблоки со старых яблонь.
– У нас будут оладьи, – сообщила Констанс, едва ли не нараспев, ведь она разбирала и раскладывала по местам съестное. – Дядя Джулиан получит яйцо всмятку с маслом, оладушек и небольшой пудинг.
– Вкуснотища, – сказал дядя Джулиан.
– Меррикэт может съесть что-нибудь постное, что-нибудь сдобное и что-нибудь соленое.
– Иона поймает мне мышку, – сказала я коту, сидящему у меня на коленях.
– Я всегда так радуюсь, когда ты возвращаешься из деревни, – сказала Констанс. Она оторвалась от своего занятия, чтобы взглянуть на меня и улыбнуться. – Разумеется, это отчасти потому, что приносишь в дом еду. Но еще и потому, что очень скучаю без тебя.
– Я всегда счастлива вернуться из деревни домой, – сказала я.
– Неужели все так плохо? – Она быстро дотронулась до моей щеки одним пальцем.
