– А ну, стой! – выкрикнула Катерина, вскакивая на задние лапы и кидаясь вслед за рванувшим с места автомобилем. – Стой, негодяй!
Но куда там. Разъяренная Катерина нецивилизованно завыла, избила кулаками скамейку и с рыданиями поплелась в сторону мэрии – с еле теплящейся надеждой найти защиту и приют у городских властей, для которых она тоже сделала немало…
Но Флюгер недолго радовался. Убраться из Вершины ему не удалось. Недалеко от Большого Городского Пустыря машина встретилась со столбом и пришла в негодность. Сам Флюгер, отделавшись испугом и легкими ушибами, обессиленно свалился в ближайших кустах.
Здесь-то его и обнаружила крысиная шайка, которая не стала излишне церемониться: разбойники сняли с него качественную, ни капли не синтетическую одежду и слопали ее прямо у него на глазах. Затем надавали пинков, заставили сочинять стихи, подвергая их уничижительной критике, и, наконец потеряв к нему интерес, отпустили.
Одичавший, в одном нижнем белье, Флюгер доплелся до пустыря, и здесь, в свете луны ему открылось фантасмагорическое зрелище, заставившее критика серьезно встревожиться за свой рассудок.
Десятки крыс, в положении «ниц», прижимались ухом к земле. Морды их выражали крайнюю сосредоточенность.
Флюгер испуганно пискнул. Одна из крыс подняла голову, строго на него поглядела и прижала палец к губам. Критик понимающе кивнул и зажал пасть лапами, показывая, что будет нем как могила. А затем, повинуясь необъяснимому порыву, упал на четвереньки и тоже прижался ухом к земле. Но ничего не услышал…
На последнем этаже мэрии, в своем кабинете, у широкого окна стоял мэр Вершины и смотрел в подзорную трубу на Сабельные горы. Нашествие крыс застало его еще на службе – мэр любил работать по вечерам. Все началось с телефонного звонка. Звонила Регина Патронаж из «Гуманитарной организации». Срывающимся голосом, с истерическими интонациями, почтенная тигрица сообщила, что ее дом захвачен крысами. Мэр пообещал разобраться и немедленно связался с генералом Гаубицем, будучи самым решительным образом настроенным сделать крысу выговор. Однако разговор принял иной оборот.
– Ах, господин мэр, понимаю ваше негодование. Но и вы поймите, ситуация усложнилась…
– Что значит «усложнилась»? Вы же получили дом Башенок, чего вам еще надо?
– Кушать, господин мэр, всего лишь кушать. А у Башенок мы уже все съели. Вот ребята и занервничали, ведь им и самим питаться надо, и детей кормить. А когда ребята нервничают, они совершают всякие невинные глупости. Ну там, захватывают городок-другой…
– Но вы же обещали, что, получив дом Башенок, оставите город в покое!
Генерал Гаубиц рассмеялся.
– Ах, господин мэр, какой вы, право, фантазер. Ничего подобного я не говорил. Это вы сами придумали, вам с этой фантазией было легче жить.
Мэр хотел возмущенно возразить, но осекся – а ведь верно, генерал действительно ничего подобного не говорил! Странно, почему же все решили, будто крысы ограничатся Домом на Окраине?
– Но мы же вам так содействовали, помогали в борьбе с коварными Башенками!
– О, да, господин мэр, и, поверьте, мы никогда этого не забудем, – заверил генерал Гаубиц. – Спасибо вам огромное. Ваша помощь неоценима. Всего хорошего, господин мэр! Не голодайте!
Звонки от граждан продолжались и, когда все телефоны на столе разрывались одновременно, мэр опять связался с генералом Гаубицем.
– Ну почему?! – возопил он. – Почему?!
– Потому что Деревянные Звери, – последовал сухой ответ. – Потому что вы не выдержали испытания Башенками.
– При чем тут Деревянные Звери? При чем тут Башенки? Я не понимаю!
– Знаю, что не понимаете, господин мэр. И в этом главная беда – и ваша, и всей Вершины. И в этом же – наша удача.
Генерал повесил трубку, не попрощавшись, и больше на звонки мэра не отвечал.
Мэр вызвал секретаря.
– В полиции никто не отвечает. Почему? – строго спросил он.
– Трудно сказать, господин мэр, – поколебавшись, ответил секретарь. – Чтобы это выяснить, пришлось бы туда пойти. Но никто идти не хочет.
– А наша охрана? Где все эти гепарды, что так быстро бегают?
– Убежали, господин мэр.
– То есть вы хотите сказать, что город никто не защищает?
– Боюсь, что так, господин мэр.
Глава Вершины встал, подошел к окну и кинул взгляд на улицу. В свете фонарей было видно, что улицы кишат крысами и Деревянными Зверями. Мэр поднял глаза на Сабельные горы. В ночной темноте они казались черными великанами.
– Подайте подзорную трубу!
Поглядев вдаль через подзорную трубу, мэр не различил деталей, но ему показалось, будто горы шевелятся – словно они скатываются к городу грозными волнами, подобно лаве, несущейся по склонам проснувшегося вулкана. И этой лавой были бесчисленные крысиные отряды.
Мэр повернулся к секретарю.
– Соберите всех чиновников высшего звена, каких найдете в здании. Пускай спускаются в святилище. Все как один! В этом наш единственный шанс.
– Понял, господин мэр!
Секретарь полетел выполнять приказ, а мэр снова бросил взгляд за окно.
– Скоро полночь, – прошептал он. – Это хорошо… Это прибавит нам сил…
Через решетку под потолком в камеру доносились шум и крики. Джанкарло стоял на плечах Антонио и комментировал то, что видит:
– Ночь. Луна. Темно.
– Ну а шум-то почему? – потребовал отчета Антонио.
– Откуда я знаю? Окно выходит на стену соседнего здания.
– Тьфу! – Антонио сбросил партнера с плеч.
– Странно… – задумчиво проговорил Проспер. – Шум, крики – в такой поздний час. С чего бы?
– Это строят помост на площади… – зловеще изрек Георгий.
– Зачем? – испугался Бенджамин Крот.
– Для публичных казней!
– Не говорите глупости! – рассердилась на суслика Антуанетта. – Что вы нас пугаете? Вершина, конечно, не самое цивилизованное место на свете, но не до такой же степени!
– От публичной казни не зарекайся, – тоном ясновидящего произнес Георгий.
Идея публичной казни волкам не понравилась. Мафиози переглянулись, бросились к двери и заколотили в нее с криками «Эй, охрана, у нас проблемы! Эй, где вы там! Кто-нибудь!»
Однако никто не явился.
– Что-то мне это совсем не нравится, – хмуро признался Антонио, когда они с Джанкарло вернулись к остальным арестантам. Компания принялась живо выдвигать версии происходящего – одна другой фантастичней.
Евгений сидел в сторонке и в мозговом штурме участия не принимал. Ему было не до того, так как он был занят самобичеванием. «Ну зачем я писал в автобиографии про тюрьму! Вот, накаркал! И что теперь делать – в будущее, что ли, перенестись? Все, отныне буду писать исключительно о хорошем, пускай только оно со мной случается! Зачем, зачем я писал про тюрьму? Зачем геройствовал на сцене? Зачем приехал в эту Вершину? Зачем покинул Антарктиду? Зачем родился на свет? Зачем мои родители встретились? Зачем был создан мир? Зачем ко мне подсел Марио?»
