— Пап?
— М?
— Что теперь будет? Они видели мой глаз и не оставят нас в покое, — я наслаждалась ощущением защищенности в руках отца.
— Плохо, что видели, но с чего им тебя преследовать? Разве ты ведьма или отворяющая? Вот именно. Иди во двор, скотину накорми и коров запусти, они вернулись с пастбища. — Голос отца был твёрд и непреклонен. Как он не понимает, что деревенские нам теперь жизни не дадут?
Я лишь кивнула и тоскливо вздохнула. Для начала, пошла домой, ополоснулась в простом летнем душей, смывая противные чужие прикосновения. Вовсе не о таких мечтает нежное девичье сердце в восемнадцать лет… Вовсе не о них. Да и честно говоря, о любви я думала в последнюю очередь. Больше о том, как выбраться из этого болота, куда зачем-то нас загнал отец.
Завела коров, пересчитала курей и гусей, пробежалась по двору, проверяя всё ли в порядке. Подмела мелкий мусор. Повседневные дела вытеснили плохие мысли.
— Покушаем и ложись спать, доченька. А я поговорю со старостой… — отец поцеловал меня в лоб, тыкнувшись колючим подбородком. Еще одна его особенность — он брился каждое утро, что тоже отличало его от деревенских. Но своей привычке он не изменял.
— Пап, давай уедем? Продадим хозяйство и подадимся в город? Я обещаю, постараюсь сдать экзамены хорошо и поступлю в училище. Видеть не могу этих деревянных стен и недовольных лиц…
— Нет, малыш. В городе опасно, там… слишком много острых глаз, — папа присел на стул рядом со мной и вытащил из-за пазухи маленькую коробочку. — Тут запасная линза. Новая.
— Но пап… они же очень дорогие… Откуда?
— Тихо, малыш. Твоя безопасность прежде всего. Надевай, и постарайся больше не терять.
Большая ладонь заботливо прошлась по рыжей волне, немного запутавшись в кудрях. Этот день, наконец, закончился.
А ночью в калитку постучали.
Глава 3. Волчьи когти
— Эй, Морковка, — я легко узнала Лаврика, дружка сына старосты. Он колотил в забор как умалишенный. — Выходи, ведьмина дочь! Признавайся, что ты сделала с Ренуром?!
Удар ногой о забор невозможно было проигнорировать. Я вскочила в чем была, то есть в тонкой льняной сорочке до пят, всунула израненные ступни в лапти и выбежала на улицу. Следом подтянулся и отец, моргая заспанными глазами. Он натянул длинную рубаху и подвязал повыше штаны.
— Что за шум, Лаврик? — гаркнул Сэнс Ирнол, распахивая калитку.
Тощеватый, по сравнении с моим отцом, парень, ворвался во двор, и, вращая безумными глазами заорал:
— Он умирает, будь ваша семейка не ладна! Сгорает заживо. И никакие лекарские штучки его не берут! — парень подбежал ко мне и схватил за ворот сорочки. — Это все ты! Ты! Зеленоглазое отродье!
В его словах было столько ненависти и лютой желчи, что я даже смешалась на минутку. А вот отец не растерялся, поднял пацана за шиворот и потряс, приводя в себя как нашкодившего щенка.
— Ты спятил что ли, малец? Веди давай, где разметили вашего горемычного. А мы пока соберем необходимое. — Он опустил Лаврика на землю, изрядно побледневшего. Похоже, парень забыл, что мой отец самый сильный мужчина в этой деревне и положит на лопатки даже самого старосту при желании.
Так всегда бывало. Если лекарка не справлялась, звали меня. Отец рассказывал, что до переезда в деревню, работал в столичных патрулях. И там же научился основам врачевания с помощью трав, выдержек и различных притирок с терпкими ароматами. И передал эти знания мне.
Вот такой двуличный тёмный народ. «Ведьмина дочь», но иди и лечи моего жеребчика, или занозу изгоняй из большого пальца дядьки Луки. Отец работал, а я часами сидела над книгами, изучая доступные мне рецепты. Не знаю почему, но возможность кому-то помочь всегда радовала, несмотря на косые взгляды местных.
И сейчас, я сперва испугалась, но потом пошла собирать свой походный короб со множеством свежих и не очень настоек, пучками луговых трав, заталкивая чувство собственного достоинства как можно глубже. А если, какая редкая травинка требовалась из леса — просила отца достать нужное. Ничего плохого про бабку Агафью сказать не могла, но вот что методы ее давно устарели, и травы она собирала не в срок — это знала точно. И если на когтях волка был какой-то яд, не дай Всевышний, вполне возможно, что лечение и не действовало.
Через десять минут, мы уже выходили с отцом в душную тёмную комнату, освещенную дешевыми самодельными свечами. Язычки пламени дрогнули, когда дверь пропустила нас внутрь. В помещении стоял затхлый, спёртый дух. Пахло ромашкой и чередой. А еще кровью и гнилью. Мне это решительно не понравилось.
— Опять вы ведьму пригласили, — прошепелявила бабка Агафья, — завидя незванных гостей.
— Помолчи старая, — отозвался отец, — не справилась, так имей совесть язык прикусить.
Взор отца окинул присутствующих. На кровати, спиной вверх лежал сам Ренур, с красными воспаленными ранами наружу. Даже не сильно присматриваясь, я видела, что дело плохо. Спина вздымалась хрипло, быстро. На коже выступила больная испарина. У его ложа сидел отец, с низко опущенной головой.
— Это всё ты, Виталинка, ты! — он поднял лицо. Удивительно, но строгий суровый староста осунулся, став лишь тенью того себя, который поспешил на место происшествия днём. Могучие плечи сгорбились, под глазами залегли черные круги.
— Наказание это Ренуру, Дранк. И тебе это прекрасно известно. Он хотел изнасиловать мою дочь.
Я уже раскрывала свой короб на табурете возле постели и начала осмотр ран. От слов отца меня передёрнуло. Впервые, кто-то назвал инцидент правильными словами.
— Если твоя ведьма сейчас загубит мне сына, знай, житья здесь вам не будет, — зло крикнул староста, поднялся, и размашистыми шагами вышел на воздух. Бабка Агафья увязалась за ним.
— Это яд, пап, — констатировала, глядя на разувшуюся кожу вокруг раны.
Сэнс подошел и присел возле ложа больного. Наклонился над глубокими царапинами, зачем-то понюхал. Потом внимательно посмотрел на меня.
— Говоришь, это был волкодлак? — похоже, отец только сейчас поверил в рассказ о создании, виденном мною утром.
Кивнула, роясь среди склянок.
— Может, отвар бессмертника? — я промыла руки спиртом, тоже привезенным папенькой из столицы.
— Нет, малыш, я уже видел такие раны. Отвар бессмертника только снимет воспаление, но не выведет отраву. Боюсь, только мох… напомника-ка мне название… может помочь, — отец тоже обмыл руки, и нажал на края воспаленной плоти.
Из разорванных мышц вылез желтоватый гной вперемешку с сукровицей. Он отвратительно пах. Смертью.
— Мох буравенник. Коричневатый на цвет, растет в прогалинах, но любит солнечный свет. Сильное средство для вывода грязной крови. Листья красноваты, мелки и ажурны, с белой окантовкой по краю, — заученно произнесла я. — Но пап. Его можно найти только в лесу, и его нет в моих запасах.
