– Если ты все же решишь ему рассказать – я уеду и затеряюсь, и вы меня не найдете. Сразу говорю, у меня это получится.
– Ника, послушай…
– Кеша, если ты будешь и дальше настаивать, я перестану с тобой общаться.
– Черт, Ника! Но это же неправильно…
Я резко открыла дверь машины и начала выходить из нее.
– Стой! Все, все! Я молчу. Обещаю, Максу не скажу. А ты… Просто пообещай мне хотя бы еще раз подумать о том, чтобы оставить ребенка. Я буду тебе помогать. Не справлюсь я – пришлю помощников.
– Никого не надо, Кеша. Помогать мне не придется. Я буду одна. Без ребенка. Пока.
– Ника! – он тоже вышел из машины. – Пожалуйста. Позвони мне, если тебе понадобится хоть какая-нибудь помощь. Любая.
Я кивнула, говорить больше сил не было.
Быстро закрыла дверь и пошла в направлении своего подъезда. Меня трясло. Все что я спрятала глубоко в душе – чувства к Максу, обида на него же – вновь вышли на свободу и причиняли нестерпимую, неподъемную боль. Зайдя в квартиру, сразу отправилась в свою комнату и закрылась. Рухнула на кровать спиной и разревелась.
Лайма стучала. Билась в дверь. Но я не могла встать и открыть ей. Я ничего не хотела. Перестать бы чувствовать что либо вообще! Но что надо для этого сделать, я не понимала.
Моя истерика не заканчивалась, а все больше набирала обороты. Я проклинала себя, свою наивность, свою доверчивость, что была такой глупой дурой, что поверила ему. Его обвиняла в том, что оказался таким козлом! Что встретился на моем пути. Обманул! Предал! Да еще и ребенка мне заделал.
Так как лежала я на спине, подушкой пыталась приглушить свои стоны отчаянья. Лайма с той стороны двери успокаивала меня как могла, но я за своими всхлипами и плачем не разбирала ее слов. Ровно до того момента, когда ощутила боль в районе живота.
– Ааййй!.. Ааааа!!! – не смогла я сдержать стон боли.
Как будто изнутри ножом прошлись, нет, не резали, а сильно надавили и резко полоснули. И так несколько раз. Мысли о моей несчастной судьбе сразу отошли на второй план, уступая место физической боли.
Я попыталась встать с кровати, согнувшись пополам дошла до двери и, открыв ее, еле прошептала:
– Лайма, кажется, я рожаю.
– Что?! – трехэтажный мат – Сейчас. Ложись, быстро! – схватив меня за руку, она направилась в сторону кровати. Я как могла, так и шла за ней.
И вдруг почувствовала, как с внутренней стороны бедра стала мокро и тепло.
– Черт, по ходу, я действительно рожаю!
– Ложись! Я сейчас вызову «скорую»!
– Никакой «скорой», Лайма! Ты забыла? Акушерки, звони им, – меня немного отпустило от схваток, и я смогла понятно все объяснить.
– Да, совсем забыла. Ты это… пока не рожай… сейчас они приедут и тогда, хорошо?!
Я хмыкнула на ее заявление. Как будто это от меня зависит!
Прилегла бочком на кровать и понемногу взвывала от боли, когда начинались схватки.
Лайма забежала в комнату с огромными глазищами:
– В общем, я позвонила. Они сказали, что выезжают. Но, черт! Яндекс.Пробки показывают девять баллов! Ника! Повремени, пожалуйста, а? Я все для тебя сделаю.
– Лайма, ты не по адресу. Вон, ему говори, – и указала на живот.
– Ох ты ж…
Дальше я не слышала, рези внизу живота снова отвлекли меня. Я вновь не смогла сдержать стон.
– Ника, миленькая моя… Что сделать, скажи мне. Я все сделаю, только скажи, а? Пожалуйста.
– Помолчи. Пожалуйста, – разогнувшись, смогла проговорить я.
– Слушай, я пойду, еще им позвоню.
Да, так лучше, чем с жужжанием Лаймы под ухом. Я лежала и прислушивалась к своим ощущениям. И снова схватки вывели меня из состояния покоя.
Почему-то казалось, что лежа боль я ощущаю сильнее. Поэтому я встала и начала ходить по комнате, а во время схваток останавливалась и, упираясь в стенку, скулила.
Вновь пришла Лайма.
– Подруга, тут такое… В общем, слушай, – и она поставила на громкую связь телефон.
Оказывается, на том конце провода были акушерки. Две женщины из роддома, с которыми через моего гинеколога мы договорились на проведение родов в квартире. В больницу ехать было нельзя, причина все та же —Марк.
Сотрудники Кеши, по-прежнему нас охраняли и рекомендовали вызвать акушерок и рожать дома. Да, обошлось в копеечку, зато все неофициально, и он нас не найдет.
Так вот, одна из акушерок сказала, что они попали в пробку и не знают, когда из нее выберутся. Пообещала консультировать нас по телефону. Я должна была выполнять все их указания, а Лайма – сообщать о моем состоянии, давая им понять, на какой стадии родов я нахожусь.
Схватки стали более частыми, Лайма все засекала. А я не могла. Боль была настолько сильной, что я еле описывала свое состояние.
И вдруг мне очень сильно захотелось в туалет.
– Лайма, помоги. Черт, я в туалет хочу. Сильно.
– Ты серьезно? Сейчас?
– Да, и по большому, – смущаясь, призналась я.
И тут из трубки донеслось:
– Стоять!!! А ну быстро на кровать, ты рожаешь!
Мы с Лаймой уставились друг на друга.
– Давай на кровать! – крикнула она мне, придя в себя первой.
К этому времени подруга уже перестелила белье, подложив под него одноразовые большие пеленки, чтобы не испортить матрас.
Светиться перед Лаймой особо не хотелось, но выбора не было.
Она продезинфицировала свои руки, надела перчатки и встала надо мной.
– Ника, – сказала она тихо, – насчет малыша… ты не передумала?
– То-ль-ко не сей-час, Лай-ма, – каждое слово мне давалось тяжело. Казалось, везде внизу живота орудуют невидимые ножи, которые доставляют реальную боль мне.
Я понимала, что мне предстоит сделать. Я все эти месяцы была твердо уверена в своем решении. А сейчас – тем более. Этот ребенок причинял мне столько страданий, что идея оставить его и рожать теперь казалась мне настолько плохой, что больше я вообще не хотела быть беременной, не желала проходить этот «ад» еще раз!
«Усыновлю и все. Больше рожать не буду. Слишком больно» – стучало в голове.
Я просто дышала, глубоко и громко, когда говорили «тужься» – тужилась. Все остальное, из-за боли, мозг не воспринимал.
И вот появилось ощущение, что из меня что-то хочет выйти.
– О Боже! Он выходит! Я его вижу!
«Давай, девочка, осталось совсем немного», – доносилось из трубки.
Что было дальше, не помню. Сознание вернулось, когда Лайма уже держала ребенка на руках. Грязного, в крови и какой-то слизи. От его животика ко мне тянулась такая большая и толстая пуповина. А еще – он крикнул. Несильно и недолго. Но я отчетливо услышала его плач.
