– А вдруг вас поймают и будут пытать? – спросил Марио.
– Подумаешь! Мы не боимся пыток!
– Эй, говори только за себя! – немедленно взвился Константин.
Улисс поднял лапу, призывая к тишине.
– Друзья, вы, похоже, не понимаете. Задача куда сложнее, чем просто вытащить Веронику. И дело даже не в том, что ее наверняка очень хорошо охраняют. Вспомните-ка передачу. Разве вы не заметили? Вероника добровольно изображает из себя Сверхобезьяна. Очевидно, что она сотрудничает с сектантами. И не просто с сектантами, а с нашим старым знакомым – братом Нимродом. Ибо я ни на секунду не сомневаюсь, что именно он стоит за тем спектаклем, который мы видели по телевизору. Чувствуется лапа опытного кукловода. Забрать Веронику будет крайне сложно. Потому что она сама этого не хочет. Она не с нами. Она против нас. И это, друзья мои, очень большая проблема…
Глава 8
Магистр
Енот Бенджамин Крот и суслик Георгий весь день бродили по городу. Никогда прежде знаменитому археологу не приходилось так долго перемещаться по столь импровизированному маршруту. Однако к удивлению профессора, этот факт его нисколько не беспокоил. Енот страшно гордился тем, что вот-вот станет настоящим философом, и взирал на окружающий мир с позиции избирательного пофигизма. «Ты – фигня, – мысленно объявлял миру Крот. – А я – нет!»
Философы вышли на пешеходную улицу, по бокам призывно потянулись ряды магазинных вывесок, а в воздухе разлился сдобный аромат. В животе Крота многозначительно заурчало.
– Учитель, а что лучше – голодный философ или сытый философ? – с намеком спросил он Георгия.
– Сытый, – мгновенно отозвался суслик. – А что?
– Просто я чувствую себя плохим философом, – ответил енот. – Теперь понятно, почему.
– И почему же?
– Да потому, что я голоден!
– Извините, профессор, но вы ошибаетесь. Вы не голодны.
– Как так? Я хочу есть!
– Это иллюзия.
– Какая еще иллюзия?! У меня в животе урчит!
– Я ничего не слышу.
– Так это проблемы вашего слуха, а не моего живота!
– У меня абсолютный слух.
– А у меня абсолютный живот!
Георгий остановился. Взгляд его выражал бесконечное сочувствие.
– Бедный профессор! Ваш абсолютный живот чувствует приближение голода, когда сам голод еще очень далеко. Но вы же понимаете, насколько это ощущение обманчиво?
– Оно не обманчиво! – возразил Крот. – Ага! Что, нечего сказать?
– Вот катится камень с горы – видит ли он в мыслях своих обвал? – почти утвердительно произнес Георгий.
Взгляд археолога стал подозрительным.
– В каком смысле?
– Это новый урок, профессор. Когда философу нечего сказать, он начинает говорить загадками. Таким образом он: «а» – скрывает, что ему нечего сказать, и «б» – заставляет собеседника самого придумывать, что хотел сказать философ. Это очень важный прием, запомните его.
– Запомню, – уныло отозвался Крот. Убеждения Георгия на него не подействовали – археолог по-прежнему чувствовал голод, а от попыток не обращать на него внимание голод только усилился.
Улица была полна пешеходов. Крот провожал их завистливыми взглядами – уж они-то наверняка сытые!
– Уж они-то наверняка сытые, – проворчал он, обессиленно присаживаясь на скамейку.
Георгий уселся рядом и возразил:
– А вот они-то как раз голодные. Просто они этого не осознают.
Крот фыркнул.
– Ну да, конечно.
– Конечно, – невозмутимо ответил суслик. – А иначе почему, по-вашему, они снуют туда-сюда? Вот, смотрите, мы с вами спокойно сидим и наслаждаемся моим обществом. А они – снуют. Вам нравится слово «снуют», профессор?
Крот прокрутил в голове слово «снуют» и решил, что оно ему не нравится. На душе немного полегчало от сознания того, что он не снует.
– Мы с вами, профессор, не являемся частью всей этой суеты, – сказал Георгий. – Разве это не замечательно?
– Это чудесно, – неуверенно ответил енот. «Урч-урч», – добавил его живот.
– Мы словно обыкновенный горожанин из притчи об обыкновенном горожанине, – сообщил суслик. – Слышали ее?
– Не думаю.
– Тогда слушайте.
Притча об обыкновенном горожанине
Давным-давно жил-был в одном большом сусликовском городе обыкновенный горожанин. Сокращенно будем именовать его Обыгор.
Правил этим городом король. Он жил во дворце. А Обыгор жил в маленькой комнатке, потому что был очень беден. Но Обыгор на жизнь не жаловался. Он любил жизнь. И свой город он тоже любил, очень. И горожан любил, особенно таких же обыкновенных, как он сам. Их судьба тревожила Обыгора. Поэтому иногда он облачался в богатые одежды и ходил неузнанным во дворец, чтобы послушать, что говорят о народе вельможи.
И вот однажды Обыгор привычно переоделся в придворного и инкогнито пришел во дворец, прямо в тронный зал, где король совещался со своими министрами.
– Мы должны повысить налоги, – сказал один министр. – Таким образом хоть немного осложним жизнь народу. Пускай все, что зарабатывают, отдают в казну.
– Отлично! – согласился король. – Но этого мало.
– Еще есть предложение: понизить призывной возраст, – включился другой министр. – Как только какое дитя скажет «мама», так сразу его в армию, на передовую!
– Шикарно! – обрадовался король.
– Еще надо ввести новые наказания, – предложил третий министр.
– За что? – спросил король.
– За новые преступления! Например, объявить вне закона вопрос «который час?» с двух дня до шести вечера. И того, кто нарушит, отправить на каторгу как очень опасного преступника!
– Великолепно! – Король расхохотался. – Так ему, народу, и надо!
Тогда Обыгор подошел к королю и воскликнул:
– Вот оно что! Вон оно, значит, как! Вы еще об этом пожалеете!
Король презрительно скривил губы.
– Да кто ты такой, жалкий вельможишка?
В ответ Обыгор резко скинул капюшон. Король и министры испуганно ахнули:
– Это же обыкновенный горожанин! Обыкновенный горожанин собственной персоной! Мы пропали! Теперь он все расскажет народу, и будет революция!
– Вот именно, – подтвердил Обыгор. – Вас свергнут и казнят. Ну, я пошел.
Взмолились тогда король и министры:
– Смилуйся, обыкновенный горожанин! Не вели казнить во имя революции, вели слово молвить во имя самодержавия!
– Ладно, молвите, – согласился Обыгор, сохраняя, однако, строгий вид.
