Услышав эти слова, Кейт почувствовала, как все детские интересы и желания спали с нее, как накидка с плеч, и она снова стала взрослой девочкой, которая всего полтора года назад на одинокой ферме несколько часов подряд была на грани жизни и смерти.
Смит устремился к вагончику директора, очень коротко и властно сказал служителю, преградившему ему дорогу, что желает поговорить с кем-нибудь из руководства, и, поскольку в этот момент в вагончике не было никого, кроме Эллиса, Смита провели к нему.
Сэмюэль Смит учтиво поприветствовал мужчину лет сорока, свежевыбритого, в чистой сорочке, с гладко причесанными блестящими волосами. У Эллиса было мясистое, бледное, невыразительное лицо. На пальце поблескивал непомерно большой перстень-печатка. Бледно-голубые глаза беспокойно бегали.
— Эллис. Чем могу служить?
— Смит. Могу я задать вам один вопрос, не касающийся программы?
В голосе Смита привычно прозвучали властные нотки, безотказно и немедленно действующие на таких господ, как Эллис.
— Пожалуйста.
Эллис попытался вытащить из угла удобный стул, на котором только что сидел сам.
— Благодарю, я не задержу вас. Вопрос: группа индейцев, которая участвует в вашей программе, состоит из сиу-дакота?
— Да, сэр.
— Может быть, вы знаете, к какому именно племени они принадлежат? Это восточные дакота или западные? И откуда они прибыли?
— К сожалению, нет, сэр. Насколько мне известно, они представители разных племен. Но если позволите, я велю представить вам более точные сведения.
Смит все же сел на предложенный ему стул. Эллис вышел из вагончика и, вернувшись через минуту, сообщил:
— Я велел найти переводчика. Если угодно, я провожу вас к индейцам. Или может быть, вы желаете побеседовать со старейшиной здесь?
— Спасибо, я пойду с вами.
Эллис подозвал двух конюхов в качестве эскорта и, как тиран со своими телохранителями, опасающийся покушения, проводил Смита и Кейт до самого вагончика индейской группы.
Там их уже ждали менеджер Льюис и переводчик Поющая Стрела.
Индейцев представляли старейшина и два воина исполинского роста. Конюхи принесли с собой фонари, блики от которых скользили по лицам и фигурам.
— Вы принадлежите к племени дакота? — спросил Смит.
— Хау.
— Не жил ли кто-нибудь из вас два лета назад в вигвамах дакота в Миннесоте?
— Хау. В стране Северной звезды.
— Ты тоже, отец?
— Хау.
— Ты видел Красную реку, леса и селения на ее берегах?
— Хау.
— Я ищу свою мать, белую женщину. Я не могу найти ее с прошлого лета.
Глаза старика были по-прежнему открыты, но взгляд его погас. Он словно смотрел сквозь стекло, глаза уже ничего не выражали.
— Где жила эта белая женщина?
Смит описал местонахождение и внешний вид фермы. Старик выслушал его и обратился к одному из воинов. Поющая Стрела не переводил их разговор.
— Мы позовем нашего сына, брата Большого Волка, — сказал наконец старик.
Кейт обратила внимание, что он не назвал имени того, за кем послали.
Поющая Стрела вошел в один из двух вагончиков и вскоре вернулся с другим индейцем. Смит вкратце повторил все, что уже рассказал о ферме, и прибавил, что дом и поля вокруг были сожжены, а маленькая девочка, которую он сейчас держит за руку, бродила совершенно одна по этому пепелищу.
Индейцы опять поговорили друг с другом, и брат Большого Волка выступил вперед.
— Я не видел эту ферму, твою мать и твою дочь, — сказал он. — Но мой брат, Большой Волк, рассказал мне эту историю, и мой язык передаст тебе то, что слышали мои уши. Я говорю правду. На ферме не было женщины. На ферме было шестеро мужчин: пять высоких и один среднего роста. Мы отправили к ним посланника, который передал им, что они должны уйти, потому что они не покупали эту землю у нас и мы не дарили ее им. Они прогнали нашего посланника с позором. Тогда мы поскакали к ним. Это была наша земля, которую они у нас отняли! Они стали стрелять в нас, наши воины ответили тем же и убили шестерых мужчин. Выстрелы привлекли других белых людей, которые хотели на нас напасть. Мы оттеснили их огнем и сожгли ферму. Когда наши воины отходили, они увидели маленькую девочку, которая хотела спрятаться. Они отпустили ее.
Смит и Кейт слушали, затаив дыхание от волнения и ужаса.
— Ты сказал «мы», — произнес Смит. — Значит, ты тоже был там.
— Нет.
— Ну, как бы то ни было, ты говоришь, шесть мужчин: пять высоких и один поменьше. Маленьким мужчиной была моя мать. В минуты опасности она скакала верхом в брюках. Она хорошо стреляла. Что стало с трупами?
— Этого мы не знаем. Огонь был очень сильным.
Смит неотрывно смотрел на индейца, на темные фигуры, стоявшие перед ним в свете фонарей. Кейт прижалась к отцу. Молчание затянулось.
— Вы желаете узнать еще что-нибудь? — спросил Эллис.
— Нет. Благодарю вас. Этого достаточно.
Индейцев отослали обратно в вагончики. Они медленно ушли под визгливые крики менеджера, напоминавшего погонщика скота.
Смит резко остановился и уже хотел развернуться, но тут ему в голову пришла одна мысль, изменившая его намерения.
— Этот… этот «сын Сидящего Быка», о котором вы пишете в своих афишах, — он находится среди индейцев, с которыми мы только что говорили?
— Нет. Но пожалуйста, если вы желаете… — Эллис не стал ждать его ответа, а велел одному из конюхов: — Харри немедленно сюда!
Тот через несколько минут привел Харку. Было темно, холодно и неуютно.
— Значит, это и есть сын Сидящего Быка? — спросил Смит, сердясь на самого себя.
Не надо было задерживаться здесь, думал он. Кейт может простудиться, да и что может знать этот юноша из племени западных дакота о том, что его интересовало? Но если этот индеец действительно сын великого вождя, то, возможно, он все же располагает важными сведениями, которые могут пригодиться армейскому офицеру, успокаивал он себя. Военных столкновений с западными племенами не избежать, — в этом он был убежден.
— Харри, сын Сидящего Быка! — услужливо представил Эллис.
Индеец — на вид четырнадцати-пятнадцати лет — молча ждал. Кейт внимательно смотрела на его темный силуэт. Ей стало не по себе: в ней ожили тягостные воспоминания.
— К какому племени ты принадлежишь? — спросил Смит.
— Сиу.
— Ах ты понимаешь английский язык! К каким именно сиу?
— Дакота.
— Восточным или западным?
— К западным.
— А из какого ты племени западных дакота?
