В низинке лежал мертвый воин. Его лошадь печально стояла рядом с ним. Мальчики узнали ее — это была гнедая Солнечного Дождя. Воин лежал в траве, окровавленный и изуродованный. Бизоны промчались прямо по нему. Рядом с его растоптанной правой рукой валялся сломанный лук, последние две стрелы выпали из колчана.
Мальчики молча смотрели на эту жертву Большой Охоты. Во время бизоньей охоты нередко случались несчастья, ведь это всегда была гонка не на жизнь, а на смерть.
Харка подъехал к осиротевшей лошади младшего вождя, погладил ее и взял за повод. Другой мальчик спешился и собрал лежавшие вокруг разбитого черепа воина забрызганные кровью орлиные перья. Обменявшись короткими жестами с Харкой, он поскакал туда, откуда опять донесся свисток Маттотаупы и где уже раздавались ликующие крики собиравшихся охотников.
Вскоре он вернулся обратно вместе с вождем и остальными воинами. Маттотаупе не без труда удалось скрыть боль и горечь утраты. Солнечный Дождь был его другом, верным соратником и лучшим советником. Никогда больше он не услышит его воинский клич и его степенную речь на Совете Старейшин.
Маттотаупа оставил двух воинов охранять тело погибшего и отправил Харку в лагерь, отвести его лошадь и сообщить о случившемся, чтобы прислали людей забрать тело. Женщинам же он велел передать, чтобы они отправились в прерию, взяв в качестве тягловой силы лошадей и даже собак, — надо было успеть до вечера собрать богатую добычу, пока их не опередили волки и койоты.
В лагере слышались жалобные причитания вперемешку с ликующими криками: охота принесла Сыновьям Большой Медведицы радость и горе. До следующей зимы они были обеспечены мясом, а кроме того, у них будут новые тетивы для луков, новые полотнища для вигвамов, новые шкуры и теплая одежда. Но они потеряли лучшего и опытнейшего после вождя воина, а Четан лишился отца.
Неужели это тоже было частью великого чуда? В груди Харки опять шевельнулись сомнения.
Вечером Харка с Четаном долго сидели на пригорке вблизи стойбища, вновь разбитого на прежнем месте. Там, на шестах, висело завернутое в бизоньи шкуры тело Солнечного Дождя, над которым реял ветер, как он реял и над останками матери Харки где-то далеко в прерии. Четан уже знал, что отныне будет жить в вигваме брата Маттотаупы, у которого не было сыновей, но были две маленькие дочери. Солнце давно зашло, в бескрайнем небе мерцали звезды. У подножия холма шумел ручей, отражавший свет луны. Волчий вой стих. У степных хищников сегодня тоже был богатый пир.
Близилась полночь, но перед осиротевшим вигвамом Солнечного Дождя все еще звучали траурные песнопения. Наконец Четан стряхнул с себя скорбное оцепенение и придвинулся к Харке.
— У меня есть вопрос, — тихо произнес он.
— Говори, мой старший брат.
— Ты слышал от воинов, что стадо бизонов, которое они обнаружили на юге, не паслось, а уже мчалось на север?
— Да, так сказали отец и другие охотники.
— А что может обратить в бегство такое большое стадо?
— Большая волчья стая, пожар в прерии или охотники.
— Наши воины чувствовали запах степного пожара?
— Нет.
— Они видели волков?
— Нет.
— Может, они заметили других охотников?
— Нет.
— Чем же были напуганы бизоны?
— Не знаю.
— Может, это знает кто-нибудь из воинов?
— Вряд ли.
— А что думаешь ты?
Харка молчал.
— Что думают воины?
Харка молчал.
— Почему ты не отвечаешь?
— Ты тоже не всегда отвечал на мои вопросы.
— Это верно. Значит, ты не хочешь говорить?
— Почему ты и теперь не хочешь поделиться со мной своими мыслями, Четан?
— Потому что я боюсь.
— Это правда?
— Это правда. Пусть я тут же умру, если слова мои — ложь.
— Чего же боится Четан, сын Солнечного Дождя и вожак Красных Перьев? Боится так, что его язык онемел?
— Вакан.
— Вакан… Великая Тайна.
— Да.
— Значит, мы будем молчать?
— Харка, мы думаем об одном и том же, поэтому я и обратился к тебе. Вдвоем не так страшно.
— Да, вдвоем не страшно.
— Харка, бизонов пригнало к нам страшное чудовище белых людей, верно?
— Возможно. Наверное.
— Поэтому наши охотники и не смогли направить стадо в другую сторону и бизоны чуть не растоптали наши вигвамы, наших женщин и детей.
— Да.
— Они убили моего отца. Я думаю, он пытался оттеснить стадо от стойбища.
— Это не под силу одному человеку. Остановить или повернуть стадо обезумевших от страха бизонов не под силу даже целому отряду охотников.
— Я знаю.
— Но как чудовище белых людей может посылать нам бизонов и быть частью великого чуда краснокожего шамана?
— Не знаю.
— Значит, ты тоже не можешь ответить на мой вопрос, как и другие.
— Это верно, не могу.
Они умолкли. Остаток ночи Харка провел вместе с Четаном у тела погибшего Солнечного Дождя и лишь на рассвете вернулся усталый в свой вигвам, завернулся в шкуру и уснул. Проснувшись через несколько часов, он разрисовал свое лицо красками и знаками, означавшими, что он не желает ни с кем разговаривать и просит не беспокоить его вопросами. Молодые Собаки держались в стороне. Харка же снова поднялся на пригорок к Солнечному Дождю и долго смотрел вдаль.
Великое чудо, что ты такое на самом деле? И кто послал нам тебя?
Скачки
Шаман Хавандшита запретил Сыновьям Большой Медведицы искать его. Даже если от него много месяцев не будет никаких вестей, они не должны беспокоиться о его участи и пытаться ускорить его возвращение, сказал он. Никто не отваживался нарушить его запрет. Дозорные не решались даже смотреть в ту сторону, откуда он мог появиться.
Никто особенно и не беспокоился о нем. Кто бы что ни говорил, у них теперь было мясо антилоп и бизонов, а враги наконец оставили их в покое. По донесениям разведчиков, пауни свернули свой большой военный лагерь, и отдельные группы воинов вернулись в свои стойбища.
У обитателей вигвамов на берегу Конского ручья и без войны и охоты хватало дел с рассвета и до заката. Женщины разделывали туши, резали мясо, раскладывали его по большим кожаным мешкам и закапывали в землю, чтобы оно не испортилось. Часть мяса они нарезали полосками и сушили на веревках из бизоньих кишок. Свежие шкуры они натягивали и соскребали с них остатки мяса, готовя их к выделке.
