— Принимаю твой подарок.
Разговор перешел на мелочи.
Вечером, как только стемнело, Рэд пошел к своему коню, чтобы заночевать рядом с ним. Его очень занимали последние новости. Если Сыновья Большой Медведицы изгнали своего вождя из племени за то, что тот во хмелю сболтнул лишнего, то у него, Рэда, есть шанс еще раз подкатиться к нему. Изгнанный из племени индеец — это несчастнейшее существо на свете, потому что вольные индейцы так крепко связаны со своими краснокожими братьями, что белому это никогда не понять и не представить себе.
Рэд поспал всего несколько часов, а проснувшись перед рассветом, сразу же уехал, даже не попрощавшись с Беном. Он поскакал на юго-запад, в сторону лагерей строителей железной дороги. Может, там удастся узнать что-нибудь о местонахождении изгнанного вождя, которого он твердо решил отыскать. События, ставшие катастрофой для вождя, произошли между северным и южным плато у Конского ручья. Это Рэд знал точно. Как хорошо, что он тогда сразу же исчез из вигвама вождя! Из того, что ему рассказал Бен, можно было сделать вывод, что кто-то подслушал их разговор с Маттотаупой. Иначе кто посмел бы обвинить в чем-нибудь вождя?
Рэд поторопил коня. По некоторым признакам — состоянию скудной растительности, траектории солнца — лето уже клонилось к осени. Зимой в заснеженных, открытых всем ветрам горах было неуютно. То, что задумал Рэд, надо было осуществить как можно скорее — желательно до первого снегопада.
Убежище в глуши
В то время как Рыжий Джим был занят поисками золота и не жалел ни сил, ни времени, чтобы наконец разбогатеть, в одной укромной горной долине налаживалась новая жизнь.
Стояла ночь. Чернели огромные силуэты гор, памятники доисторических катаклизмов, упрямо игнорирующие современную эпоху. Из их разодранных боков тысячелетиями струилась вода. Кристально чистая, она то тихо сочилась, то журчала вокруг каменных глыб, то ревела, низвергаясь с высоких уступов. Камни, мох и цепкие кустарники, стволы и ветви изуродованных ветром деревьев за день напились солнца и теперь излучали тепло, которое реяло в темноте над горами и лугами, распространяя летние ароматы: запах цветов, сохнущей земли и застывшей смолы. Медведи спали в своих берлогах, птицы — в кронах деревьев; насекомые затихли в своих гнездах, на стеблях или под листьями. Сова не хлопала крыльями. Волки уже не выли, они были сыты. Здоровые, крепкие волчата жались во сне друг к другу. Над Скалистыми горами, над лесами и прериями высилось чистое небо, усыпанное звездами.
Высоко в горах, в укромной долине, короткой, узкой и круто спускавшейся вниз, паслись две лошади. По долине, между лугами, неслышно бежал ручей, прозрачный, как стекло. В конце долины, устремляясь вниз с отвесной скалы, он превращался в миллион капель, сверкавших в свете звезд. Бесшумно, как моросящий дождь, падали они на гладкие камни. Вверху долина оканчивалась небольшим круглым плато, откуда и вытекал ручей. Вода не сразу находила русло и вначале сочилась то вправо, то влево, орошая травы, мох и кустарники. Этот горный луг был окружен вершинами, защищавшими его от ветров и питавшими ручей талыми водами. Это был маленький рай, царство плодородия, словно отгороженное от остального мира незримой стеной. Но следы зверей на земле, в которых скапливалась вода, говорили о том, что долина не была такой пустынной, какой казалась. Следы вели к уступу, опоясывающему одну из вершин узкой, но крепкой лентой.
Лошади — два стройных мустанга, один серой масти, другой рыжей — свободно паслись у ручья, но на них были уздечки. Судя по всему, они давно привыкли друг к другу и держались вместе.
Неподалеку от них лежал в траве на бизоньей шкуре индейский мальчик. Глаза его были закрыты. Казалось, он спал, но дыхание его было неровным, и время от времени он резко вздрагивал, как будто ему что-то приснилось. Рядом с ним лежала двуствольная винтовка, завернутая в кусок кожи, защищавшей ее от сырости.
Еще один индеец стоял на узкой тропе, чуть выше источника, откуда открывался широкий вид на горные склоны и долины. Он всматривался в серебристую мглу звездной ночи. Высокий и стройный, он застыл на выступе скалы в позе человека, которому по плечу любые трудности и испытания. На его обнаженных плечах и спине были видны следы от глубоких царапин. Длинные, заплетенные в две косички волосы ниспадали ниже плеч. Из кожаных ножен, висевших на ремне через плечо, торчала рукоятка ножа. Другого оружия при нем не было. Как и украшений и перьев на голове, знаков воинского достоинства.
Он стоял неподвижно, его взгляд подолгу был прикован то к горным склонам, к которым подступали прерии, то к маленькой луговой долине, где спал мальчик, то к вершинам, над которыми сияли звезды.
На востоке уже забрезжило нежное серебристое сияние, предвестник рассвета. Поднялся ветер, в вышине сразу же резко похолодало. Заблестела роса на траве. Небо на глазах светлело, и вскоре сквозь серую пелену хлынуло червонное золото восхода. Все краски рождались заново, луг вновь стал зеленым, а источник — серебряным; тени отступили, словно испуганные призраки. В сверкающих небесах уже парил сокол. Едва первый луч солнца упал на лесную поляну ниже водопада, как из чащи вышел олень, чутко прислушался и, утолив жажду, принялся щипать траву.
Индеец все еще стоял в тени скал. Но вот солнечные лучи добрались и до него. Почувствовав тепло, он чуть заметно потянулся, пошевелил плечами. Это движение еще больше подчеркнуло красоту его сильного смуглого тела. Он прищурился и, прикрыв ладонью глаза от солнца, посмотрел на цепь гор и на прерию. У него были черные глаза и такие же черные волосы.
По узкой каменистой тропе он спустился вниз, не держась рукой за скалу, напился у источника и медленно направился в долину, в которую бежал ручей. Он не наступал ни на траву, ни на сырую землю, а уверенно шел в своих легких мокасинах только по камням.
Лошади поспешили к нему навстречу, он ласково похлопал их по бокам и подошел к спящему мальчику. Его лицо — лицо тридцатилетнего мужчины, открытое, красивое, но осунувшееся, с запавшими щеками и висками и печатью горечи на губах — просветлело: на нем появился оттенок грустной улыбки.
Мальчик проснулся и вскочил на ноги. Он был похож на своего отца и все же многим отличался от него. Его кожа была чуть темнее, черты лица, несмотря на юные годы, резче, а лоб выше. Для своего возраста он был высок и мускулист.
Отец и сын молча поприветствовали друг друга. Мальчик тоже напился из ручья, погладил по спине серого мустанга, взял винтовку и пошел за отцом, который повел его по скалистой тропе к своему наблюдательному пункту.
— Харка, — тихо произнес отец наверху, — ты видишь вон тот лесной луг внизу, по которому в долину течет ручей? Там есть звериная тропа. Я видел оленя.
Лицо мальчика просияло.
