— Это могут быть только воины Сыновей Большой Медведицы, которые решили сделать первый привал и порадоваться у костра своей победе, — сказал Маттотаупа. — У них лошади пауни. Мы пригнали их прямо им в руки. А пауни, похоже, уже добежали до своих стойбищ. Я нигде не вижу никаких признаков их присутствия. Они, конечно, тоже поймали часть своих лошадей, но очень немного, очень немного! Потому что вон там, вдали, — видишь? — пасутся еще несколько мустангов. Это те, которых никому не удалось поймать.
Маттотаупа медленно, словно в задумчивости, слез с дерева и протянул Харке руки, чтобы подстраховать его в прыжке на землю. Они не тратили попусту слов — то, что им еще предстояло сделать и что должно было произойти или не произойти, имело для них настолько важное значение и этот решающий миг, от которого зависела вся их жизнь, был настолько близок, что они не в состоянии были говорить об этом.
Они поскакали на восток — свободно, почти не думая о мерах предосторожности, — к ближайшему большому костру дакота.
Еще издалека они увидели несколько мужчин, поднявшихся на плоский холм — вероятно, чтобы посмотреть на приближавшихся всадников. Маттотаупа не ошибся: это были воины Сыновей Большой Медведицы. Вскоре они узнали некоторых из них: Старого Ворона, его старшего сына и Старую Антилопу. С ними были еще одиннадцать воинов. Харка заметил среди них Четана, хотя это было всего лишь семнадцатое лето в жизни его друга и тот еще не был посвящен в воины. Но он тоже участвовал в преследовании пауни.
Маттотаупа и Харка шагом подъехали к братьям. У всех были очень серьезные лица. Харка поймал взгляд Четана, и тот не отвел глаза. Да, они были старые добрые друзья.
Отец и сын остановили своих мустангов. Пока еще было неясно, кто заговорит первым.
Старый Ворон пошевелил губами, вероятно еще не решив, сказать ли то, что он хотел сказать, или нет.
— Мы встретились здесь, на чужой земле… — начал он наконец. — Что вы можете нам сообщить?
— Не так уж много, — гордо ответил Маттотаупа. — Что произошло у Конского ручья, вы знаете сами. Двух часовых, охранявших лошадей пауни, мы убили, остальных разогнали вместе с табуном. Я вижу, вам удалось поймать часть лошадей!
Старый Ворон опять молча пошевелил губами.
— Ты хочешь сказать еще что-нибудь? — спросил он наконец.
— Мне, пожалуй, больше нечего сказать, — ответил Маттотаупа. — Что скажете вы?
— Ты вел бой правильно и мудро — вот что я скажу… — произнес Старый Ворон медленно, взвешивая каждое слово. — Чего ты еще хочешь от нас? Ты пришел, чтобы вернуть нам мальчика, который должен жить в наших вигвамах?
Харка похолодел.
Маттотаупа, смертельно уставший, бледный, перепачканный сажей, с кровоточащими ранами, которыми ему еще некогда было заняться, впился глазами в собеседника:
— Я не забирал у вас Харку Твердый Камень, Убившего Волка, Охотника на Медведей, поэтому не могу и вернуть его вам. Он сам решает, где ему жить. От вас же я хочу одного — правды! Я хочу правды. Вы должны признать правду! Я не виновен. Я вел себя в битве с пауни как вождь Сыновей Большой Медведицы?
Старый Ворон потупил взор.
Но тут вперед выскочил Старая Антилопа.
— Сегодня и вчера ты действовал как вождь! — воскликнул он. — Этого никто не станет отрицать! Но разве так было всегда? Тебя изгнали из племени совсем не за трусость. Ты — храбрый воин, это знают все Сыновья Большой Медведицы. Но, несмотря на свою храбрость, ты предал нас, променял нас на Огненную Воду! Ты выдал нас Длинным Ножам своей болтовней, а своих собственных воинов ты опозорил и сделал посмешищем! Ты навсегда лишен права вступать на наши земли. Мы думали, что ты покоришься решению Совета Старейшин, и потому даровали тебе жизнь. Но ты нарушил этот запрет, и, если бы я встретил тебя на нашей земле, я убил бы тебя. Я все сказал. Хау!
Маттотаупа долго неотрывно смотрел на него. Потом медленно обвел взглядом остальных. Но никто больше не сказал ни слова. Ни один из воинов не произнес ни звука. Никто не отважился признать правоту Маттотаупы, и у Харки появилось чувство, как будто он слышит глухие звуки священного барабана, который парализовал все языки. Даже Четан молчал и прятал глаза, а если ему не удавалось вовремя отвести взгляд, то на лице его Харка читал глубокую печаль.
Маттотаупа еще раз пристально посмотрел на Старую Антилопу:
— Это твое последнее слово?
Тот вместо ответа плюнул в его сторону.
— Это твоя смерть, — тихо произнес Маттотаупа. — Запомни это и жди. Я приду.
Он повернул коня, и они с Харкой поехали прочь. Сначала шагом, потом перешли на легкий галоп. Вернувшись к лесистым горным склонам под вечер, они сделали привал, подкрепились и легли на траву. Маттотаупа молчал, и Харка тоже не размыкал уст. Они оба уснули в изнеможении, и если бы этой ночью пришел враг, чтобы убить их, им это было бы безразлично, потому что умерла их главная надежда.
В последующие дни и ночи Маттотаупа был охвачен каким-то зловещим беспокойством, и Харка не решался заговорить с ним. Он часто оставлял отца одного, догадываясь, что тот хочет побыть наедине с собой. Харка бродил по лесу, поднимался на самый верх горных склонов, где лес кончался, обнажая скалы и каменные осыпи. Небо дышало осенним холодом. Харка поглядывал наверх, в сторону маленькой долины, и чем чаще он бродил в одиночестве, тем сильнее его тянуло туда, где он вместе с отцом провел счастливое лето, чувствуя себя властелином гор и царем зверей.
Однажды утром он увидел орла, парящего над вершинами. И тут он, не выдержав, почти бегом бросился наверх, к началу до боли знакомой каменной тропы. Он прошел по тропе, как часто делал это летом, и поспешил к источнику и на луг.
Вода мирно журчала, трава все еще зеленела. Их землянка была невредима, но запасы пищи, которые они оставили здесь, были вырыты из-под дерна и разбросаны; вокруг белели обглоданные кости. Орел, по-видимому, часто сидел на своем камне у источника, о чем говорили остатки пищи, валявшиеся вокруг камня.
Харка бросился на землю и разрыдался. Ему вдруг нестерпимо захотелось хотя бы один раз дать волю своим чувствам, один-единственный раз выплакать свою боль, и это он мог сделать только здесь, в полном одиночестве.
Он провел в долине весь день.
Орел все парил в небе, а вечером, когда закат позолотил вершины красноватым блеском и вода в источнике вспыхнула радугой, он вернулся в свое новое гнездо, которое устроил себе на верхушке скалы южнее долины, и с высоты посмотрел на Харку. Потом занялся принесенной с собой добычей: Харка видел и слышал, как он что-то клюет.
Переночевав в землянке, Харка проснулся утром от холода, и первым, что он увидел, был орел, сидевший на своем камне рядом с источником. Харка бросил ему часть своего провианта. Орел ловко поймал угощение и мгновенно проглотил его. Харка умылся и напился в источнике. Орел следил за ним без всякой опаски. Он узнал своего старого друга.
