От выхода на манеж по проходу между зрительскими скамьями прошел какой-то мужчина и остановился за их ложей. Харка почувствовал его присутствие, но не стал оборачиваться, не желая показать, что его здесь вообще кто-либо интересует. Мужчина постоял несколько секунд, затем молча вернулся обратно. Харка, взглянув ему вслед, увидел, что он одет как ковбой.
— То-то мы нагнали на него страху! — сказал Длинное Копье. — Ты, мой старший брат Далеко Летающая Птица, слишком богато одет, у Маттотаупы слишком гордый, а у Харки слишком неприветливый вид. Придется им выступать без нас.
— Но это был не Баффало Билл, — заметил Джим. — Если он уже приехал, но подсылает к нам какого-то косоглазого придурка, чтобы узнать, кто мы и что мы, то пусть не надеется, что мы клюнем на его удочку!
Не успел ковбой скрыться из вида, как оркестр грянул туш.
На арену галопом вылетела группа ковбоев. Джим, по привычке звонко хлопнув себя по ляжке, заорал:
— Баффало Билл! Баффало Билл!
Из зрителей почти никто не знал этого имени, которое позже стало притчей во языцех, но крика Джима оказалось достаточно, чтобы все решили, что, живя на границе и на Диком Западе, стыдно не знать это имя, и закричали: «Баффало Билл! Баффало Билл!»
Всадник во главе группы, которому были адресованы овации, выделялся прекрасной одеждой. Все на нем было сшито из дорогой кожи, в том числе сапоги с отворотами и широкополая шляпа. Он, как король, снисходительно поприветствовал публику величественным жестом. Харка внимательно вглядывался в его лицо: красивое, узкое, с орлиным носом и голубыми глазами. У него были усы и борода, но, в отличие от художника, она покрывала лишь подбородок. Чего только не выдумывают белые люди!
Тем временем ковбои начали показывать зрителям свое мастерство верховой езды. Для Харки в этих «фокусах» не было ничего нового. Но скакали они и в самом деле хорошо и стреляли метко. Индейцы так и не появились. Представление закончилось шумом, топотом копыт, стрельбой и криками. Публика не скупилась на аплодисменты. Когда ковбои лихо ускакали с арены, зрители поднялись со своих мест и устремились к выходу.
Два белых и три индейца в ложе не торопились уходить. Они сидели, пока в шатре не начали гасить лампы. После музыки, шума и столпотворения полутемный шатер, тишина и пустота вызывали странные чувства. Работники, вооружившись метлами и большими совками для мусора, подметали манеж.
Снаружи еще стояли отдельные группы людей. Мужчинам не хотелось идти домой, они стремились в пивные. Жены ворчали по этому поводу на мужей. У детей слипались глаза. Малыши хныкали.
Вдруг поднялся какой-то шум, который привлек всеобщее внимание. Кто-то срывающимся голосом звал полицию. Люди сразу же бросились к месту происшествия. Образовалась огромная толпа.
— Это я должен посмотреть! — крикнул Джим и исчез в толкучке.
Маттотаупа, Харка, Длинное Копье и художник остались стоять у входа в цирк. Никто из них еще не знал, что случилось.
Джим вскоре вернулся назад и, ухмыляясь, сообщил:
— Кассу ограбили! Вот это номер, господа! Действительно единственный в своем роде, уникальный и неповторимый! Потому что в кассе и в самом деле не осталось ни цента! Сенсация!
— А где кассирша? — спросил художник.
— Смылась, конечно! А ты как думал? Она тоже оказалась «далеко летающей птицей»!
— Значит, она не убита?
— Да зачем же ее убивать? Вечно у вас на уме одни злодейства! Иногда обходится и без кровопролития! Но игра стоила свеч — вот это улов! После номера с хищниками она успела продать билеты на четыре вечерних и три дневных представления. Только потому что люди слышали рев тигров и львов и ни за что не хотели пропустить сенсацию.
— И вся выручка за четыре дня пропала?
— Всё до последнего цента.
— Неужели кассу не охраняли?
— Конечно охраняли! Еще как охраняли! В таком большом городе! Но охранники хлопали ушами — их больше интересовало представление, чем касса. Мало ли куда там вышла на минутку кассирша! Она, конечно, должна была действовать четко и быстро. А может, охранники были в доле…
— Как же теперь быть дирекции цирка? На что кормить зверей, чем платить за аренду, где взять деньги на гонорары артистам? Может, у них есть какие-то резервы в банке?
— Меня это мало интересует. Ну что, пошли в гостиницу?
На улицах царило оживление, было почти так же шумно, как днем, и многие заведения еще были открыты.
В гостинице Харка в изнеможении растянулся на шерстяном одеяле. Почувствовав что-то вроде головокружения, он постарался как можно скорее уснуть, потому что завтра у него было много дел. Он хотел не только сходить к клеткам с тиграми, но и выяснить, не вернулись ли индейцы. По поводу ограбления кассы у него были свои мысли, которыми он пока не поделился даже с отцом.
Ночью он плохо спал. Не потому, что его нервы были слишком слабыми для таких необычных впечатлений, а потому, что его мучил спертый воздух гостиничного номера, к которому он не привык. В городе его всюду преследовали отвратительные запахи, особенно в закрытых помещениях.
На рассвете его разбудил какой-то шум. Он услышал громкий стук в дверь соседнего номера, в котором жили художник и Длинное Копье, потом заспанный и сердитый голос художника и, наконец, чьи-то тяжелые шаги за стеной и два незнакомых голоса, резких и грубых. Через некоторое время голоса стали спокойней, и тяжелые шаги удалились. Вот уж поистине белые люди совершенно не способны ходить тихо!
Через минуту художник и Длинное Копье вошли в номер Маттотаупы и Харки. Художник, понимая, что индейцы не могли не слышать шума в его комнате, сразу перешел к делу.
— Приходила полиция, — сказал он. — Джима видели в цирке с белокурой кассиршей, и подозрение пало на него. Полицейские спрашивали, что я о нем знаю. Я не мог ничего сказать, кроме того, что, хотя он и пройдоха и не прочь хитростью и ловкостью добыть себе пару долларов, нам он оказал неоценимую помощь в этом разбойничьем логове Беззубого Бена. Кстати, у него, как мне сообщили полицейские, был солидный счет в здешнем банке. Поэтому подозрение с него, скорее всего, будет снято.
— Джим сейчас в гостинице?
— Говорят, он сидит внизу, в трактире, и поит бренди всех желающих. Для хозяина такой гость — находка. Выручка стремительно растет…
Художник иронически улыбнулся. Он почти не сомневался, что оплачивать счет Джима придется ему.
О сне теперь не могло быть и речи. Длинное Копье и его краснокожие братья заказали себе в номер обильный завтрак: мясной бульон и жареное мясо. Остальные блюда белых людей им были не по вкусу. Дакота такого завтрака хватало на целый день. Художник ничего есть не захотел. Ему нездоровилось, и он решил лечь в постель. Длинное Копье был этим очень обеспокоен, но Маттотаупа уговорил его пойти с Харкой в зверинец, пообещав позаботиться о художнике. Харка, правда, выразил сомнение в том, что его пустят в цирк в такой ранний час, но Длинное Копье сказал:
