На этих записях сам Сотников был вынужден ходить в специальном костюме и респираторе, потому голос его звучал приглушенно и нечетко, но Новиков все равно его понимал. Видел, как натянули разметочные веревки в первом куполе, создали сетку в ячейке метр на метр и в каждый нижний правый угол высадили росток. В центре высаживались саженцы, по краям – пробившиеся из семян ростки.
– Они прижились и активно растут, – радовался Сотников, а Артур высылал строгие отчеты с данными, старательно подчеркивая при этом, что они обгоняют разработанный план.
За восемь месяцев было снято пять куполов, а сейчас их функционировало больше двадцати. Один из них вот-вот снимут, а в зоне возле него развернуты еще три.
– Вокруг нас уже лес! – смеялся Сотников. – У меня ветки прямо под окном, жаль показать не могу, но как-нибудь потом, а пока мне надо бежать…
Бежать ему надо было все время – то кормить жуков, то контролировать высадку, то проверять данные, то вовсе на какое-то совещание.
Новиков уже привык к этим его коротким сообщениям и считал их чем-то вроде ежедневного моциона для них обоих, но Сотников внезапно поразил:
«Нужно поговорить, – написал он в сообщении. – Кажется, на Титане появились проблемы».
Новиков посмотрел на сообщение и не смог не обрадоваться тому, как все складывалось само, если немного подождать.
– Нина, я его уговорю, так что готовьте оборудование, – уверенно сказал он сестре. – Когда он будет в состоянии вести диалог?
– Я могу разбудить его медикаментами хоть сейчас, – растерянно ответила Нина, косясь на внезапную усмешку на лице брата.
«Через пару минут сможешь?» – спросил он у Сотникова.
«Могу. Тогда жду вызова», – с небольшой задержкой ответил микробиолог.
– Буди! – тут же велел Новиков. – Я знаю, как заставить его бороться за жизнь.
Одно Николай Новиков знал точно: ни один ученый не захочет, чтобы его детище пропало или не было завершено, а причины при этом не важны. Ученые – творцы, способные сражаться за свое творение, главное было напомнить об этом Матвею.
Глава 19
– Мне нужен твой совет, – без приветствий сказал Сотников.
Он сидел в своем кабинете в лаборатории базы. За его спиной можно было легко увидеть с одной стороны окно, за которым было голубое небо с желтыми облаками, блестящими от яркого света. Темно-синие ветки прикрывали его сияние и покачивали своими листьями так, что можно было представить их шуршание. С другой стороны рядом с электронным микроскопом стояли горшки с крышками, где только начинали прорастать свежевысаженные семена.
По напряженному взгляду Сотникова и отсутствию шуток Новиков сразу понял, что тот сомневается, но больше не может сдерживать тревогу. В этот миг Новикову стало совестно, ведь Сотников звонил ему не как начальнику, а как умному человеку, способному дать совет.
Ученым Николай Новиков никогда себя не считал, а вот стратегом – всегда. Ему казалось, что он играет в шахматы, а его враг – само незнание, и нет у него фигур, только тьма, закрывавшая часть поля. А он – Новиков-младший – создавал фигуры, способные это поле осветить. Он брал их пешками, ставил на поле и давал ресурс, чтобы они взращивали в себе ферзей, а потом делали, быть может, всего один шаг прямо во тьму и рассеивали ее своим присутствием.
Странная это была игра. И вот теперь Новиков впервые понял, что взрастил фигуры, которые можно оскорбить неведеньем, потому, стоя в больничном коридоре, жестом остановил Сотникова.
– Сначала я, – уверенно сказал он. – Есть две вещи, которые ты должен знать прежде, чем расскажешь мне о проблемах на Титане.
– Это могут быть и не проблемы, – пояснил Сотников, хмурясь, но тут же кивнул: – Слушаю.
– Я – глава Люкса, – без предисловий сказал Новиков и умолк, давая собеседнику осознать услышанное.
Сотников хмыкнул, задумчиво потер подбородок, покрытый трехдневной щетиной, готовой превратиться в бороду, и кивнул:
– Это логично, – сказал он, совершенно не удивляясь.
Ему сразу стало понятно, почему Новиков интересовался Титаном и почему теперь предупреждал о своем намерении. Даже собственное приглашение в проект стало понятней. Сотников иллюзий на свой счет не питал. Он хороший микробиолог, но не лучший в мире. Профи, но почти заурядный, от общей массы отличный, разве что, набором личностных качеств, позволяющих быть и подчиненным, и лидером, если это нужно. Серым кардиналом Сотников тоже мог быть, а благоговейного ужаса перед начальником не испытывал. Не тот он был человек, чтобы Новикова, которого уважал и считал почти другом, вдруг боготворить только потому, что он его работодатель.
– Что еще я должен знать? – спокойно спросил он, давая понять, что первый пункт для него совсем не проблема.
– Я нахожусь на территории больницы, где сейчас лежит Матвей Денисов, и хочу, чтобы ты рассказал все нам обоим. Ему нужно это знать.
Как стратег, Новиков понимал, что без неприятностей не обходится ни один проект, главное выжать из любой неприятности максимум пользы. В конце концов, большинство проблем – как в математике два минуса, что могут вместе дать плюс.
– О, это хорошо, – внезапно вздохнул Сотников и даже вытер платком пот со лба. – Он, между прочим, что-то заметил на эту тему перед своим отстранением.
– Что? – поразился Новиков. – Что-то пошло не так еще до вылета? Почему я об этом не знаю?!
В его голосе прозвучало раздражение. Вот такие вещи он не любил узнавать последним. Сразу возникало чувство, что все никогда и не было под контролем.
– Потому что никто не знает, зачем он распечатал данные по газам в воздухе и подчеркнул кислород, – пояснил Сотников. – Нарушений норм там не было, вот и докладывать было не о чем.
Новиков хотел возмутиться, но не успел – из палаты вышла Нина и кивком дала понять, что уже можно зайти.
– Ладно, – примирительно сказал он. – Я пока прерву связь, чтобы его подготовить к разговору, да и ты учти, что состояние у него тяжелое.
– Только не говори, что слухи о его безумии правдивы? – испуганно спросил Сотников.
Новиков даже шаг не сделал. Поднял ногу и поставил ее на место, не справившись с такой информацией, еще и стукнул по полу искусственной пяткой так, что бедро заныло.
– У него больное сердце, – только и сказал он, прежде чем отключить связь.
Слухи о Матвее он не удосужился отслеживать, а теперь пожалел об этом, заходя в светлую палату. Большие окна открывали вид на синее небо и город. Несколько крыш таких же высоких зданий маячили впереди несокрушимыми башнями, что подобно колоннам пантеона тянулись ввысь.
Матвей и смотрел на них, сидя в кровати. Одну ее часть специально подняли так, чтобы можно было почти сидеть, подложив под спину подушку. Так Матвею было проще дышать. Тонкая трубка была закреплена на его лице под самым носом, и ее белизна почти сливалась с цветом кожи исхудавшего Матвея.
