Пусть и не так сильно, но зубы клацнули. А если бы каску не надела? Она взглянула вниз, оценивая расстояние до пола. Перчатка-гироскоп оказалась очень чуткой, а скорость куда выше привычной. Пальцы слегка вниз…
На этот раз она упала носом.
* * *
Среди документов, найденных на пункте связи, имелся незапечатанный конверт. Внутри – карточка с кодом и листок с инструкцией. Соль прочитала и еле удержалась, чтобы не побежать к передатчику. Сдержала себя, вспомнив о «Поларисе», хоть соблазн очень велик.
«Марсианские» ранцы можно отключить, передав сигнал на спутник. Оттуда последует команда, и в течение суток черные «блины» можно смело сдавать в музей авиации. Только обратно не выйдет, секретная «начинка» ранцев будет уничтожена. Такой механизм предусмотрен в каждом из них, на «блине» есть особая кнопка под твердым колпачком, а где-то под черной поверхностью – чуткий приемник, настроенный на нужную волну. Те, что готовили миссию на Старую Землю, предусмотрели и это.
Уничтожить? Обезвредить «крылатых»? Но тогда станут бесполезны ранцы в хранилищах, и ее земляки не смогут подняться в воздух. Стоит ли оно того? Землянам передано всего два десятка аппаратов, причем в разные страны. С ними войну не выиграть. «Нечистые» не смогут летать, и это хорошо… Но белокурый красавчик Николас воюет не с Клеменцией, а с Гитлером!
Соль положила конверт на место.
* * *
«Соотечественники! В этот трудный час…» «Друзья! Все, кто слышит меня на Старой Земле!» «Соотечественники! Наши предки защищали Монсегюр…»
Карандаш перечеркнул все крест-накрест.
Иначе надо!
7
Двое рыцарей шли по серебристой дороге, что раскинулась над всеми мирами. Один, ростом чуть повыше, в дорогом, по моде прошлых лет, костюме. Под самым сердцем – две прожженные пулями дыры. Второй в старом пальто с чужого плеча и мятой кепке.
Тихо. Пусто. Звук шагов не слышен.
– Это все из-за тебя. Рассказал про дорогу, она мне и чудится. Никуда я не делся, лежу рядом с бедолагой Критцлером. Хорошо, хоть успел воды ему дать и перевязку сделать. Последний бинт как раз и кончился. А потом стало совсем темно, хотя фонарик я не выключил. Может, батарейка сдохла?
– Oh! Если я тебе тоже привиделся, значит, не существую и отвечать ни за что не могу. В твоем суждении есть порок, как сказал какой-то зануда, которым меня кормили в школе.
Тот, что в пальто, оглянулся, поправил кепку.
– Не порок, а недостаток данных… Если я тебе нужен, скажи, подсоблю, чем можно. И – назад. Камрада бросать не хочу. Если уж там оставаться, то вместе.
– Уже не сможешь. Попробуй вздохнуть. Не получается, правда? А мне ты и вправду нужен. Когда мы вместе, я все помню. И думать могу. И здешний босс к нам двоим не пристает, видать, тебя стесняется.
На белом, бескровном лице внезапно проступает улыбка.
– «Дрын дубовый я достану, всех чертей метелить стану. Почему нет водки на Луне?» Пусть лучше не пробует! Кстати, я говорю по-русски, а ты понимаешь. Впрочем, о чем это я? Потому и понимаешь, что я тебя выдумал. Вообразил! Не со Смертью же беседовать!
Тот, что в костюме, тоже пытается улыбнуться.
– Взаимно! Тут, на дороге, порой тоскливо до невозможности, вот я и начал фантазировать. Сначала Эйгер, знакомые места… А потом подземелье, и там бывал. Как-то заперли меня в гробнице, так я с тамошним рыцарем разговаривать стал, прямо как сейчас с тобой.
Второй понимающе кивает.
– Я бы тоже не удержался. Но раз ты фантом из моего сознания, то скажи мне, фантом, не ошибся ли я у самого финиша? Всю армию потерял, ладно, на то и война. Но вот камрад Критцлер… Если бы я его сдал и сам сдался, то, может, его бы еще и откачали. Ненадолго, у него ранение пулевое, под трибунал сразу из госпиталя. Все равно смерть, так еще в плену. И поглумятся над беднягой напоследок.
– Я твой фантом, – негромко откликается. – Ты ответа не знаешь, значит, и я не знаю.
* * *
Александр Белов видел сон и пытался проснуться. Дорога, таинственный американец, воздух, который невозможно глотнуть, пустой и безвидный небесный свод. Понимал, что оставаться там нельзя, но тело не слушалось, путались мысли, а дороге не было конца.
И тут он увидел Франка Критцлера, здорового, на своих ногах, но очень хмурого. Камрад стоял посреди дороги, не пуская дальше.
– Возвращайся, командир! – беззвучно шевельнулись губы. – И – спасибо. Не выдал!
Александр хотел пояснить, что к чему, но Критцлер не стал слушать. Взмахнул рукой, толкнул что есть силы.
Рот жадно ухватил глоток сырого холодного воздуха. Белов со стоном приподнялся, попытался встать…
Фонарик умирал. Вместо желтого луча – бледное еле различимое пятно. Карабин рядом, дальше – камрад Критцлер, рядом с его головой пустая консервная банка, которой воду черпали.
Он коснулся ледяного лба и закрыл камраду глаза. Подтянув ближе карабин, подумал о том, что ствол надо подвести под подбородок… Интересно, куда определят? На серебристую дорогу – или сразу в котел к чертям, если попам верить? Ему, атеисту и комиссару, там и место. Только стоит ли спешить? Последний патрон не для себя – для врага. Расписаться собственной кровью под актом о капитуляции?
Нет!
Замполитрука встал, почти не чувствуя тела. Держась за стену, подобрался к двери, постоял недолго в коридоре, прощаясь с мертвыми. Правый кулак вверх.
Rotfront!
Потом принялся возиться с засовом. Оружия брать не стал, далеко не утащит, да и не выручит.
Вышел на пустую платформу и наконец-то смог вздохнуть полной грудью.
– Откуда взялся? – негромко прозвучало слева, из густого сумрака. Он обернулся и заметил три неясных силуэта.
Александр Белов развел руками.
– Забыл!
– Ну, тогда пошли с нами, помрешь здесь один. Хлеба дать?
Он проглотил невеликую скибку, даже не почувствовав вкуса. Трое терпеливо ждали, наконец, тот, что его окликнул, пояснил:
– К выходу нельзя, «быки» там пасутся. Пойдем по тоннелю на «Ораниенплатц», по пути люк есть, если повезет, ночью в город выберемся. Только уговор: упадешь, поднимать не станем.
Замполитрука кивнул:
– Принято.
И они побрели сквозь тьму.
8
На альтиметре – тысяча метров. Хватит! Соль дернула перчаткой, чуть не перекувыркнувшись в воздухе. Ранец слушался плохо, но виноват, конечно, не черный «блин» за спиной, а она сама. Поэтому только прямо, на оптимальной высоте, не форсируя скорость…
Синее небо, легкие весенние облака. Шахта и скрытый под нею «Фокус» далеко внизу, они уже – Прошлое. Что могла, то сделала. Возвращаться не будет.
