Ты скажи мне,
о синьорита,
Что за слезы
твой взор туманят,
Что за страсти
тебя забрали в плен?
Ах, где найти покой?!
5
Маленький Саша драться не любил, да и не часто случалось. Однако в интернате пришлось, всерьез и постоянно. Получив первые синяки, он понял, что дела плохи, даже очень. Не растерявшись, записался в секцию бокса и начал ставить удары. Преуспел не слишком, II разряд, юношеский, однако от него отстали. А через пару лет новый преподаватель физической культуры, суровый дядька с военной выправкой, организовал кружок по изучению самозащиты без оружия, если коротко – самбо.
Попав в Москву и освоившись в общежитии ИФЛИ, что на улице Усачева, Александр съездил на стадион «Динамо», где нашел еще одного сурового дядьку с военной выправкой и передал ему письмо от тренера.
…Захват за шею сзади – прием «детский», ответный прием тоже несложен. Руку нападающего перехватить – левой за запястье или локоть, правой – немного выше локтя, поворот туловища влево, потом опуститься на правое колено… Рассказывать долго, делать – быстро. Сержанта наверняка чему-то такому учили, но всякие приемы хороши, только если человек соображает. Но если вместо мыслей – колокольный звон?
Поэтому сначала бокс, и только потом самбо. Кросс, удар дальней рукой, у Александра получался не всегда, все-таки слишком сложен. Не оглушит, с ног не свалит… Но мысли выбьет, пусть и не на полную секунду.
Сержант тянется к кобуре…
Кросс! В голову, в висок!
Локоть на горло. Надавить! Еще, еще!..
– Придуши!
Фридрих уже рядом, кобуру сержантскую расстегивает. Левая рука в крови, на пиджаке тоже кровь.
Белов вздрогнул. Придушить? В смысле – насмерть?!
– Я… Я не смогу!
– Сопляк!
Левая рука немца врезается сержанту в живот. Тот дергается и обвисает.
– Бросай его! Переодевайся, ремень надеть не забудь. И патроны, патроны!
Белов, облегченно вздохнув (насмерть?) и сняв локоть с горла, оттолкнул от себя бессильно обвисшее тело. Где тут солдатик с карабином? Оружие заметил сразу, в шаге от ступеней, а вот поляк…
Сначала он увидел кровь, небольшую очень темную лужицу. Затем руку в крови, потом шинель, потом…
Добычей немца стала пустая консервная банка из-под солдатской тушенки. Крышку с зазубринами он отломил и принялся методично точить жесть о цементный пол. Звук негромкий, но отвратительный, прямо по мозгу скребет…
Поперек горла – широкий темный надрез. Глаза открыты, в потолок смотрят. И рот открыт, словно поляк все еще пытается крикнуть. А сзади – странный звук, похожий на бульканье. Там справились и без него, сопляка.
– Да поторопись ты, Белов!
Он все-таки справился. Перевернув тело, расстегнул шинель, стараясь не испачкаться в крови. Стащил, положил подальше, рядом с нею – ремень. Надевая фуражку, вспомнил название – «rogatywka». У тех, что на аэродроме, похожие, но все-таки другие.
Пытаясь не смотреть на труп, принялся одеваться. Шинель пришлась впору, вот только пахла мерзко. Ладони тут же испачкались в крови.
Ремень… Затянуть…
– Я твою шинель возьму, не возражаешь?
Александр выдохнул, сглотнул.
– Надевай!
Для чего, решил не спрашивать, лишь подивился маскараду. Он – в польском, немец – в русском.
– Пошли, пошли! Чего стоишь?
Уже возле ступеней замполитрука сообразил, зачем Фридриху его шинель. Надевать он ее не стал, просто на плечи накинул. Левая рука с пистолетом – под полой.
– Все помнишь? Я впереди, ты сзади. Карабин наизготовку, если кто попадется, стреляй сразу. С предохранителя снять не забудь, студент!
Первым взбежал по ступеням, выглянул.
– Чисто! Двинули!..
* * *
Куда идти, Александр даже не представлял. Кабинет «штабного» этажом выше, туда ведет лестница, а вот заводили его в здание в повязке, за локти держа. Но Фридрих, явно дорогу зная, уверенно шагал коридором, а когда дошли до конца, налево кивнул.
– Туда! Сейчас выйдем во двор.
Пока им везло, никто не встретился. Вечер, служивые разошлись, бдят лишь караульные и заплечных дел мастера.
Снова коридор, но совсем короткий, несколько ступеней вниз, маленькая площадка, за нею дверь, а перед дверью тумбочка и часовой при карабине.
– Р-рдаум!
Злое эхо ударило в уши. Нет часового! Фридрих, опустив руку с пистолетом, быстро обернулся.
– Чего тормозишь? Стреляй первым, Белов!
И толкнул дверь.
* * *
Когда обсуждали побег, немец несколько раз пытался сжать пальцы правой, но получалось плохо. Одной левой человека убить можно, если умеючи, но вот баранку не покрутишь. Белов успокоил: с автомобилями он знаком не первый год, и ездить приходилось, и чинить, второе, правда, куда чаще. Фридрих, взглянув кисло, усомнился. Какие авто в России? С деревянными колесами при паровозной трубе? Александр в очередной раз обиделся, но, не став задираться, напомнил, что выбор у них невелик, а практика, как известно, критерий истины. На том и сошлись. Сосед обещал, что во дворе их ждут грузовик, легковушка и караульный – или даже двое. Ворота заперты, но – не беда.
Фонари уже успели зажечь, и сумрак отступил, забившись по углам. Четырехугольный двор, влажный асфальт, кирпичные стены, темные окна… Грузовик прямо, рядом с воротами, легковушка справа, возле нее – темный силуэт.
– Ворота, Белов! Ворота!..
Александр кивнул. Там караульный – его караульный. Предохранитель снят, прицел… Какой прицел? Впрочем, не важно, с полсотни метров не промахнется. Хорошо, что у ворот не живой человек из плоти и крови, а тень под фонарем. Можно представить, что это ростовая мишень на стрельбище, и…
– Р-дах! Р-дах!
И тут же эхом:
– Р-рдаудм! Рдаум!
Тени – и та, что у ворот, и другая, возле машины, исчезли. Фридрих опустил пистолет.
– Кажется, мы их сделали. Грузовик или легковушка?
Белов пожал плечами.
– Легковушка, конечно. Польский Fiat 508, скорость до 80 километров в час. Номера наверняка служебные, никто останавливать не станет.
Немец взглянул удивленно.
– Соображаешь! Ты точно не Нестор?
Александр даже не услышал. Он вдруг понял, что только что произошло.
Он убил человека.
Убил человека.