А пролететь?
Соль оглянулась, словно надеясь увидеть сзади кого-то из взрослых, чтобы отговорил. Или нет, лучше запретил под страхом лишения сладкого. Потом вспомнила без всякой радости, что в воздухе она одна. Ей отдавать приказы, ей и выполнять.
Почесала нос, задумалась на миг. Почему бы и нет? На поле спускаться нельзя, но подлететь поближе… Будет что потом рассказать Хинтерштойсеру!
– Утащу-у-у! Унесу-у-у!..
…Ветер очень сильный. В инструкции сказано… А, ладно! Будем считать это тренировкой в сложных погодных условиях. В дождь уже летала, и в тучах летала.
Вперед! Только осторожно, осторожно…
* * *
Теперь лед был всюду, и впереди, и сверху, и снизу. А еще холод и, конечно, ветер. Приходилось постоянно корректировать курс, держа руку с перчаткой-гироскопом навытяжку. Пока удавалось, и Соль с каждой секундой чувствовала себя все уверенней. Трудно, но над Англией было труднее. Высота большая, однако, не критическая, тучи ветром унесло. Солнце, ясный день…
Поле же слегка разочаровало. Снег, ледяные наросты, редкие скальные зубья. Точно планета Марс, если фотографиям верить. Соль поглядела вверх, зацепившись взглядом за большую серую скалу. Долетит – и назад. Как раз половина Первого поля.
Хотела достать фотоаппарат, но не решилась. Одной левой много не наснимаешь, а гироскоп выключать нельзя.
Вот и скала, серый многоугольник неправильной формы посреди белого поля. Назад? Соль чуть сжала руку в перчатке, решив подлететь ближе. Какая-то у этого многоугольника форма совсем неправильная. Камни так не выглядят…
Человек?
– Унесу-у-у!..
Резкий порыв ветра… Она чуть изменила курс, оставляя неровный скальный бок слева. Неужели…
Человек…
Капюшон горной куртки, кепи. Рука, растопыренные пальцы… Соль попыталась крикнуть, позвать, но поняла: звать уже некого. То, что могло случиться, случилось.
Надо улетать. Молитву она прочитает уже внизу, где можно будет перекреститься.
Упокой Господи…
– У-у-у-у-у! Упоко-о-о-ой!
Она еще успела удивиться, почему серый камень так близко. Больше ничего не успела.
Темно…
Старый Огр-исполин, скользнув по склону равнодушным ледяным взором, сделал еще одну зарубку на каменном щите.
Глава 7. Лед и тени
Северный корпус. – Сонная муха. – Скала. – Снова в разведке. – Пуганый народ. – Комиссар и Соль. – Генрих Мюллер.
1
– Начинаем, – скучным голосом проговорил Хельтофф. – Стенографист, укажите дату и точное время… Итак, в данном помещении в присутствии…. Имена и фамилии потом вставите… Проводится очная ставка. Фигуранты… Подследственный Белов Александр, 1917 года рождения, Москва, военнослужащий РККА…
Утро началось не как обычно. Александр, не дождавшись следователя, решил подняться на третий этаж сам, но по дороге был перехвачен. «Пойдемте!» – и весь разговор. Выбрались наружу и зашагали прямиком к Северному корпусу.
– …Валюжинич Ольгерд, 1916 года рождения, Варшава, военнослужащий Войска Польского. Подследственные! Вам будут заданы вопросы…
Внешне корпуса похожи, только Северный заметно меньше. Но внутри все иначе. В Главном вежливый швейцар, в Нордхаузе – суровый часовой при карабине. Просто так не пустил, пришлось начальника-офицера звать. Белов мельком удивился. Форма! Наверняка переодеваются, когда из отеля выходят.
Второй этаж, тесный кабинет, стол, деревянные табуреты. Хельтофф, став очень серьезным, кивнул на тот, что поближе. И почти сразу в кабинет втолкнули парня в наручниках. Костюм мятый, рубашка в крови, ботинки без шнурков. Лицо… Лицо такое, что лучше не смотреть.
Теперь в кабинете пятеро: двое конвоиров при парне, стенографист, Хельтофф и он сам. Над ними не гостиничная люстра – лампа на витом шнуре.
Пепельница – на краю стола, но никто не курит.
– Вопрос первый. Подследственный Белов! Узнаете ли вы присутствующего здесь…
Пока Хельтофф деревянным голосом повторял уже слышанное, замполитрука смотрел на парня по имени Ольгерд. Красивый, если бы не синяки и кровь, такой запоминается сразу. А если представить, что на нем польская форма?
– Не узнаю. Не видел никогда.
Следователь поморщился.
– Посмотрите еще раз, очень внимательно.
Александр подчинился, взглянул поляку прямо в лицо, встретился взглядом. Плохо смотрел поляк.
– Не видел.
– Уточняю время и место. Аэродром в Логойске, ночь нападения. Смотрите, Белов, смотрите!
Замполитрука покачал головой. Хоть в польскую форму переодевай, хоть в советскую…
– Не видел.
Хельтофф, сжав кулаки, хрустнул костяшками.
– Ладно… Подследственный Валюжинич, тот же вопрос…
Поляк оскалился.
– Kurwa mać, cholerne Szwabowiе!
Стоявший рядом охранник лениво взмахнул рукой. Валюжинич упал вместе с табуретом. Второй охранник столь же лениво пнул его ботинком.
– Прекратите! – Александр вскочил, потянулся вперед. – Вы, фашисты!..
– Меньше эмоций, Белов, – Хельтофф был уже рядом. – Они вам еще пригодятся. А про бокс и самбо забудьте, сейчас не сезон.
Поляка вновь усадили на табурет, взяли за плечи. Следователь подошел ближе.
– Валюжинич, церемониться с вами никто не станет. Вы задержаны на территории Рейха с оружием в руках, вы оказали сопротивление…
– Так стреляй меня, dziwak, – Валюжинич оскалился. – Все равно ничего не скажу.
Хельтофф отвернулся, подумал немного.
– Этого уведите. Сутки на горячую обработку.
Белов вновь не сдержался.
– Не надо! Ольгерд, скажи им правду. Ты же меня не видел!
Поляк сплюнул на пол.
– Уже раскололся, moskal? Зря, пусть они до конца сомневаются. Никогда не признавайся, ни в чем! Rozumiesz?
Хлопнула дверь. Александр вытер со лба холодный пот.
– Кажется, Белов, вы его и в самом деле не узнали, – рассудил Хельтофф. – Или вы такой актер, что вас сразу надо на столичную сцену… Это агент из группы Агнешки Волосевич. Может, в Логойске его не было. А может, был… Ничего, скажет!
«Никогда не признавайся, ни в чем!» Белову стало стыдно. Он-то про поляков чуть ли не целый роман написал. Выходит, одному врагу навредил, зато другому помог.
«Rozumiesz?» Теперь-то он понял.
– Ваша версия, Белов, подвисла, – Хельтофф укоризненно покачал головой. – Может, вас в Логойске не было? На таких мелочах и горят. Впрочем, Нестор, вы же профессионал, без меня все понимаете…
