– Не выплыть. Не выплыть…
И все-таки она очнулась. Разлепив тяжелые, словно скала, веки, ухватила взглядом краешек голубого неба. Перетерпела боль и попыталась думать. Если болит, значит, она еще может чувствовать. Если не замерзла во льду, значит, работает подогрев.
Жива…
Встать не смогла, сумела только присесть и то каким-то чудом. Первое Ледовое поле даже не склон – стена. Предательница-скала далеко впереди, чуть ли не у горизонта. Ее ударило, аппарат отключился, тело вновь приобрело вес. Но она не упала, просто скатилась вниз на сотню метров.
Соль попыталась подвигать правой рукой и на какой-то миг вновь очутилась в воздухе, воспарив над снегом и льдом. Продержалась лишь миг, упала. Гироскоп работал, но силы ушли – вытекли, как бензин из пробитого бака. Правый висок занемел, сильно болит плечо. Ноги… Ноги как будто исчезли.
Она вновь приподнялась, опираясь на руки, затем приподняла правую, расправила пальцы, снова сжала.
Вверх!
Снег на миг исчез, привычная воздушная твердь подхватила, но удержать не смогла. Соль опять упала, и наконец-то испугалась, по-настоящему, до смертного озноба. Страх навалился, прижал к холодной тверди. Она попыталась вспомнить молитву, но страх не позволил, запечатав губы.
А вокруг – звенящая холодная тишина. Мир потерял голос. Соль решила вновь попытаться взлететь, но страх не позволил и это. Силы кончаются, боль и холод вот-вот победят. И не будет ничего, только еще один замерзший труп на ледяном склоне. Может, через много-много лет Андреас Хинтерштойсер, в очередной раз покоряя Эйгер, наткнется на тело в летном комбинезоне, поглядит – и даже не узнает. У его невидимой феи нет лица.
Соль горько усмехнулась. Может быть! Смелого скалолаза «стапо» не выпустит. Она – единственная! – могла бы помочь, но не помогла, обманула. И всех остальных обманула – тех, кто погиб на улице Шоффай, друзей в Берлине, доброго доктора Гана, отважных гномов из Армии оберсткомменданта Анри Гизана. Отца… Папу она тоже обманула.
Нет!
Отчаяние прогнало страх. Соль попыталась подняться, резко, рывком, на какой-то миг ноги оторвались ото льда. И снова упала, перекатилась вниз, больно ударившись о каменный уступ. Сцепила зубы, но, чувствуя, как льется кровь из прикушенной губы, все-таки встала, покачнулась, но успела вытянуть вперед правую руку с перчаткой-гироскопом.
Вверх! Вверх!..
Ледяной склон остался внизу, в нескольких метрах. Выше подняться Соль не смогла, но все-таки она ушла – и от ледяной могилы, и от страха. Аппарат работает, ничего фатального не случилось. Просто авария, а значит, ситуация штатная. Девочка поскользнулась на катке…
Холод исчез, солнце светило ярко, откуда-то издалека донесся птичий крик.
Мир ожил.
Соль перекрестилась левой рукой, поглядела в зенит, в средоточие небесной синевы.
Спасибо!
– Credo in Deum, Patrem omnipotentem, Creatorem caeli et terrae. Et in Iesum Christum, Filium eius unicum, Dominum nostrum…
[52]
* * *
Черепаха исчезла, осталась сонная муха на холодном осеннем стекле. Северная стена никак не хотела отпускать, скалы и лед никуда не исчезли, но двигаться все-таки можно. Медленно-медленно, экономя силы и проклиная себя за слабость. Сонная муха ползла в нескольких метрах от склона, уходя на юг. Отрываться от горы слишком опасно, синяя бездна может не удержать, разверзнуться.
Соль смахнула со лба капельку пота. Всезнающая инструкция рекомендует немедленную эвакуацию, лечение и отдых. Несколько километров сонная муха проползет, но… Куда? Внизу долина, а в долине враги. Укрыться на склоне и переждать? А если ей станет хуже? На станции днем появляться опасно, время от времени туда заезжают немцы на патрульной дрезине.
Она прикрыла на миг глаза, вспоминая карту. Норванд – неровный пятиугольник, внизу дорога, за нею отель, железнодорожная станция справа. Все? Нет не все! Штоленлох – окно на Северную стену. Высота 2700 метров, четырехугольная вырубка в серой толще скалы, большой удобный карниз. Дверь заперта, но они с лейтенантом Кюшем договорились…
Значит, снова вверх… Соль наскоро прикинула маршрут. Если лететь – ползти! – по диагонали, то не так и далеко.
Ползи, муха!
Ползи!..
На войне случается всякое, солдат. Иногда приходится отступать. Не беда!
Когда солдат с полком идет в поход,
Кругом цветы и на душе светло.
Когда солдат с войны идет домой,
Ему, пожалуй, просто повезло…
…Дверь вырубки, знакомо заскрипев, неспешно отворилась. Войти Соль не успела – чья-то рука, ухватив за плечо, втащила внутрь. Желтый свет фонаря, карабин, прислоненный к каменной стенке…
– Фройляйн?
Незнакомый парень в меховой горной куртке смотрел сурово.
– Извольте предъявить документы, фройляйн!
Соль, облегченно вздохнув, попыталась улыбнуться бдительному гному.
– Сейчас. У меня карточка… На поясе… Покажу… Сейчас.
Не получилось, пальцы свела судорога.
* * *
– Аппарат новый, толком даже не испытанный, – вздохнула Соль. – А пилот я неопытный. Ветер слишком сильный, не учла. Что тут говорить? Виновата!
Докладывать пришлось лежа, даже встать не разрешили. До комнаты в толще горы как-то дошла своими ногами, даже попыталась присесть к столу, чтобы по свежей памяти сочинить рапорт, но поняла, что не сможет. Расстегнула комбинезон да так и упала на кровать. Потом появился очень сердитый дядюшка с аптечкой, за ним парень в куртке с котелком пахучего отвара, тоже сердитый и немного растерянный. А затем она спала, долго-долго, без снов и видений.
Лейтенант Кюш, напротив, не сердился, слушал спокойно, хотя время от времени поглядывал очень выразительно. Сразу видно, сын директора!
– Вы, само собой, виноваты, волонтер, – резюмировал он, выслушав. – Но куда больше виноват я. Кто командует, тот и отвечает. Плохо то, что теперь разведку придется надолго отложить.
Соль привстала, пытаясь возразить. Ничего страшного с ней не случилось, кости целы, даже сотрясения нет. А что все болит от макушки до пяток – не беда. Поболит и перестанет.
Лейтенант говорить не дал, разрезал воздух ладонью.
– …От-ло-жить, волонтер! Кстати, сегодня получил ответ от оберсткомменданта Гизана. Карточка подлинная, но получал ее мужчина средних лет крепкого телосложения, говоривший по-немецки с незнакомым акцентом. Давайте догадаюсь. Отец?
