– Квадрат К-12. Объекты! Уточнить местоположение. Координаты.
Готово! Соль облегченно вздохнула. Вот и все секреты. Тайник-закладка к западу от Деггендорфа, где-то в горах. Описание есть, код стандартный.
– Курс – северо-восток…
4
Тюремный чин коснулся бумаги стальным пером.
– Белов или Белофф?
Александр лишь подивился. Неужели забыл? Он-то этого в форме признал с ходу. Возле Эйгера прошла, считай, целая жизнь, но если в днях отмерить, то всего ничего.
– Через «в». Номер 412, Александр Белов, фельдфебель, незаконный переход границы.
– Не будем нарушать! – чин наставительно поднял палец вверх, но не сдержался. – Неужто снова успели нагрешить? Ну, вы и рецидивист, Белов через «в»!
Из грузовика на самолет. Наручники, молчаливый конвой, легкие облака за иллюминатором – и Темпельгоф. «Зеленную Минну» подкатили прямо к трапу.
Чин покопался в папках, установленных на деревянном вертлюге, нашел нужную, кивнул удовлетворенно.
– «Александр Белов», новое дело можно не заводить. Записи соответствуют?
– Я по-прежнему родился в СССР, – согласился замполитрука. – Может, хоть сейчас зафиксируете?
– А некуда! – с прежним азартом отпарировал чин. – Место рождения – Москва, и хватит, невелика птица.
Прищурился.
– А вообще-то как сказать. Слишком уж вы регулярно к нам попадаете. Пожелания есть? Надо уважить, так сказать, постоянного клиента.
Голос теперь сочился злой иронией, но Белов все же попытался.
– Давайте на четвертый. Можно в ту же камеру.
Ответом его не удостоили.
* * *
– Руки назад! Пошел!..
Вот и ступени гремят под подошвами. И хлоркой несет с головы до пят. Решетка слева, охранник сзади. Второй этаж, третий… Неужели в самом деле на четвертый? Там же одиночки! Вот уж, называется, пожелал!..
Странное дело, но Белов совершенно не волновался. Ничего особенного, просто тюрьма, а не отель с призраками. Здесь, правда, тоже есть один. Может, до сих пор по ночам гуляет?
Мысль об аббате Фариа приободрила. Если увидятся, будет что рассказать. Звезда Регул – Cor Leonis, Сердце Льва. Его попросили, он сделал!
– Направо!
Так и есть, секция Б-4, знакомый коридор, слева двери в железе и справа они же, стеклянная будка господина старшего надзирателя.
– Н-ну?
И сам господин старший надзиратель, все такой же, при ключах и дубинке. Словно ничего и не было, просто сбегал во двор на прогулку.
– Бывший номер 412, Александр Белов, фельдфебель, незаконный переход границы, господин старший надзиратель!
Громила тяжко вздохнул.
– Что? Опять?
Взял у сопровождающего документ, поднес к глазам.
– Следствие продлили? Можно подумать, фельдфебель, что ты Рейхстаг поджег!.. Ага, на общих основаниях. Это легче, одиночки заняты.
Отослал охрану, поглядел внимательно.
– Вижу, не голодал… Ладно, будем тебя определять. Про третью категорию забудь, отменили. И все прочее отменили, так что запрем тебя в лучшем виде.
Александр понял.
– Призрак… Гюнтер Нойманн… Его здесь уже нет?
Господин старший надзиратель выразительно погладил дубинку.
– Знаешь, борзой, я за такие вопросы между ушей погладить могу и по хребтине добавить. Твое дело сидеть, а не умствовать.
Оглянулся и внезапно сотворил крест. Белов вздохнул.
– Спасибо, господин старший надзиратель. Понял.
На душе стало горько. «Есть ли у вас шанс прожить еще хотя бы месяц?» У аббата Фариа шанса не было.
– Понял, значит, – громила, засопев, взглянул недобро. – Умный? Он тоже умник был… Ладно, номер твой теперь 433, запомни и не путай. Сосед у тебя пока один, только вредный очень. Драться с ним не надо, сразу в дверь стучи, мы его в карцер определим.
И подвел итог.
– Па-а-ашел!
* * *
То, что день в тюрьме добрым не бывает, Александр узнал еще в интернате от видавших виды одноклассников. А потому, переступив порог, отделался нейтральным:
– Здравствуйте!
Крашеные стены, окошко под потолком, железные нары в два ряда. На тех, что слева, нижних, кто-то худой, коротко стриженный, в рваном костюме.
– Ага!
На большем Белов решил не настаивать. Присев напротив, снял благоухающий хлоркой пиджак, отодвинул подальше.
– Александр Белов, Москва. Незаконный переход границы.
Коротко стриженный нехотя поднял взгляд.
– Не свисти! Из Москвы – и с берлинским диалектом? Мне уже члена ЦК компартии подсаживали, так он даже «Манифест» Маркса и Энгельса не читал.
На лице – синяки, на руках царапины. Видать, крепко поспорили по вопросам теории.
– У вас, в «стапо», грамотные кадры кончились? Куда только папаша Мюллер смотрит?
Александр покосился на дверь. Подслушивают? Ну и ладно!
– А никуда не смотрит. Инсульт у него, обширный. С Армией Гизана поспорил – и переволновался.
– Иди ты! – парень чуть не подпрыгнул. – Что? Правда?
Замполитрука хотел по привычке ответить: «Известия», но сообразил, что могут и не понять.
– Я сказал – ты услышал.
Сосед внезапно усмехнулся.
– А приятно! Ладно, раз уж сидеть вместе… Ганс Штимме, из Гамбурга, портовый рабочий. Все остальное, уж извини, забыл. Слишком сильно били и все больше по мозгам… Так ты насчет Мюллера точно знаешь? Ни с кем не спутал?
Белов улыбнулся в ответ.
– Ушастый такой. И стриженный коротко, почти как ты. А еще сигары курит.
Ганс Штимме довольно хмыкнул.
– Инсульт – это хорошо. Еще бы инфаркт вместе с сифилисом, чтобы нос провалился… В общем, можешь передать своим в «стапо», что на провокацию я поддался и выразил полное удовлетворение по поводу изложенного выше факта.
– Тебе бы резолюции писать! – оценил замполитрука.
Сосед взглянул кисло.
– Нет, я больше протоколы. И то не всегда подписываю, даже если лупят.
И отвернулся.
Белов поглядел на клочок синего неба за решеткой. Вот все и вернулось на круги своя.
Опанас, твоя дорога —
Не дальше порога.
Надеяться не на что, но и жалеть не о чем. Жизнь человека такова, каков он сам.
Тлеет лампочка под крышей, —
Эй, голову выше!..
* * *
