– Двадцать человек к первой машине! – пролаял офицер. – Повторяю – двадцать человек. Пошел! Первый, второй, третий!.. Бего-о-ом!..
– Держимся вместе, – шепнул Ганс Штимме. – И лучше – в последнюю.
– Бегом! Бего-о-ом!.. Вторая машина! Первый, второй, третий… Пошел, пошел!..
– Может, и вправду наши восстали? – растерянно прогудел Критцлер, но гамбургский пролетарий только скривился.
– Провокация, сам же видишь. Никто здесь никого не освобождал, даже не пытался. Соседей уже постреляли, а нас отвезут подальше – и тоже шлепнут. А напишут, что побег. Понял?
Камрад только вздохнул.
Задумка удалась, их приняла третья, последняя машина, военный тентованный грузовик. Двое эсэсовцев сели у борта, держа наготове карабины. Три мушкетера из камеры оказались в самой середине.
Один за всех – и все за одного!
Мотор заурчал, взревел… Грузовик качнулся и бодро рванул с места.
Белов невесело усмехнулся. Еще одна тюрьма позади! Если не повезет, одна радость – не за решеткой помрет, а на вольном ветре, как Опанас из поэмы.
– За городом кончать будут, – быстро, глотая слова, заговорил Штимме. – Прямо в Берлине не станут, свидетелей побоятся. Значит, отвезут за Темпельгоф, а это всего три улицы. Быстро действовать надо!.. Команду я дам. Ясно?
– Ясно, – эхом отозвался комиссар Белов.
– Ясно, – гулким шепотом поддержал Критцлер.
Штимме привстал, бросив взгляд сквозь нацеленные карабины.
– Колумбия-штрассе, сейчас поворот. Там светофор, приготовьтесь. Если красный…
Александр поглядел на ближайшего конвоира. Крепкий парень, но карабин на колено положил, не захотел руки томить. Проход свободен, значит, можно прыгнуть. И сразу – в голову, кроссом, с одного удара…
Грузовик легко тряхнуло. Шофер пытался проскочить на желтый свет, но не успел, нажал на тормоз. Замполитрука благословил немецкий орднунг. Наш бы попер на красный даже не задумавшись!
Грузовик остановился совсем ненадолго, на малый миг, но и его хватило.
– Вперед! Бей!
Александр вскочил, слегка пригнулся. Чуть больше двух метров, толчковая левая…
Раз! Два!..
Кросс!
Солдат исчез. Белов, не оглядываясь, прыгнул вслед за ним. Приземлился на асфальт, выпрямился…
Карабин? Где карабин?
Р-рдах! Р-рдах!..
Стреляли сверху, но замполитрука видел только упавшего навзничь эсэсовца. Оружие – рядом. Он пригнулся и снова прыгнул.
Есть!
…Где у этой железяки предохранитель?!
Р-рдах!
Каким-то чудом оказавшийся рядом Штимме опустил оружие. Тело второго охранника упало на асфальт. Возле кабины кричали. Выпрыгнувшие из кузова «политики» успели добраться до шофера.
Р-рдах! Р-рдах!.. Р-рдах!..
– Вроде бы все, – гамбургский пролетарий быстро огляделся. – Двоих все-таки положил, гад… Подбери патроны, камрад Белов. Пригодятся!
2
День тянулся бесконечно долго, пустой и ненужный. Соль успела отвыкнуть от безделья. Когда ничего не происходит, сразу начинаешь думать о самом плохом. Доктор Ган не вернется – или вернется не один, под конвоем… Она помотала головой, отгоняя черные мысли. Отто Ган – не предатель, нет, нет!..
Среди книг нашелся учебник латинского языка. Соль забралась с ногами в кресло и решила честно наверстать пропущенное время. Перелистала несколько страниц. Armus – armi – armo – armum – armis – armos… Нет, не сейчас!
Наконец она поняла, в чем дело. Слишком рано сдалась! Гюнтер Нойманн хотел, чтобы его тетрадь нашли. Нашли – и…
Что?
Открыла рюкзак, достала, вновь забралась в кресло. Думай! Для кого предназначено послание с адресом тайника? Для связного? Для руководства миссии? Но все миссии разгромлены, Нойманн должен был это знать. А связной может оказаться семиклассницей, ничего не знающей и мало что умеющей. Допустим, в тетради его дневник – или отчет для тех, кто когда-нибудь прибудет с Клеменции. Но отчет безопаснее передать на спутник, аппаратура у миссии была! Возможно, ее и уничтожил Нойманн при аресте, а вовсе не бумаги.
Она взвесила тетрадь в руке, бегло перелистала. Если б все это происходило в приключенческом романе, в тетради обязательно имелся бы тайник. Например в… в переплете! У одного писателя такой способ кочует из книги в книгу, наверняка иного придумать не смог.
Ножницы! У доктора есть ножницы?
Не нашла. Рыться в вещах не решилась, взяла с кухни неплохо наточенный нож. Теперь бы не порезаться!..
Увы, под бархатной обложкой ничего, кроме старой слежавшейся ваты, не нашлось. Теперь тетрадь смотрелась жалко: две палитурки плотного желтого картона, а между ними – немые страницы. Правда, доктор Ган говорил…
«Вы, уверены, Соль, что это нужно именно читать?»
Если не читать, то что? Можно рассматривать картинки, которых она пока не заметила, а можно просто перелистать, страницу за страницей. Соль взглянула на часы. Почему бы и нет? Омлет (кроме яиц и картошки на кухне ничего не нашлось) она еще приготовит, и не сейчас, а когда вернется Отто Ган. Все равно ни аппетита нет, ни настроения. Разве что кофе заварить?
Мысли о кофе забылись после двадцатой страницы. Вначале листать было просто, но затем стали попадаться загнутые углы, скрепки, цеплявшие по три листа сразу, а после пятидесятой часть страниц оказалась склеенной. Не по всей поверхности, а на срезе, словно прежний хозяин посадил каплю надежного клея на золотой обрез, размазал и дал подсохнуть. Почти все страницы разнимались легко, но пару раз пришлось браться за нож. Текст по-прежнему оставался «этрусским», картинок не обнаружилось, и Соль заскучала. Подумалось, что тетрадь могла быть черновиком чего-то важного, допустим, отчета германской миссии. Гюнтер Нойманн переписал текст набело (или перепечатал на машинке, или отправил по радио на спутник) черновик же «запечатал» клеем и спрятал подальше. Связная-семиклассница знать шифр не должна, но ее отец, приор Галлии и Окситании, во всех этих тайнах разбирается. До спутника не добраться и ему, узел связи в Париже давно уничтожен, но прочитать будет можно.
…По поводу отца Соль никого спрашивать не решилась, ни баронессу Ингрид, ни заботливого доктора. Если кто-то нападет на след братьев, что увезли приора Жеана в Италию, отца не спасти.
Чем дальше, тем больше клей брал свое. Ближе к концу некоторые страницы пришлось раздирать. А потом закончились записи. Соль, проявив характер, решила пролистать до конца. Собственно, вот он, две страницы осталось, причем обе склеенные на совесть. Она вновь взялась за нож и внезапно поняла – капля на срезе такого сделать не могла. Страницы скрепили аккуратно, причем с трех сторон.
Соль выдохнула и аккуратно провела ножом, разрезая бумагу. Верхняя страница отошла, а под нею…
