— Ах, Перпиньян, Перпиньян! — вздохнул я, вставая. — Здравствуйте, Люсин!
Памятный синяк на ее лице почти сошел, но след, несмотря на пудру, еще можно заметить. В остальном же, и не узнать. Девушка на миллион: светлый брючный костюм явно не из магазина, рубиновое колье, колечко на пальце стоимостью, как мое годовое жалование, изысканная сумочка как раз под маленький пистолет.
В глазах — еле заметная смешинка. Удивила?
— Здесь говорить не будем, — решил я. — Можно в ресторан, можно.
— В ресторан, — перебила она. — В ваш номер еще рано, труп не подвезли.
Перпиньян! Перпиньян!
Я люблю твои красные крыши.
* * *
Меню она даже не стала смотреть.
— Не люблю здешнюю кухню. Коньяк, кстати, тоже. Давайте изучим винную карту, вдруг попадется что-нибудь приличное?
— А есть за что пить? — удивился я. — Разве что за нашу совершенно случайную встречу.
Кажется, она тянула время, иначе бы не обсуждала вопрос с сомелье битых полчаса. За это время в мой номер наверняка успели перебазировать целый морг. Я терпеливо ждал, прихлебывая кофе. Наконец, на столе появилась бутыль темного стекла, покрытая густым слоем пыли.
— Можем пока не открывать, — улыбнулась она. — Лучше увезите с собой в Штаты — и хвастайтесь перед знатоками. «Chateau d'Yquem» от виноградной лозы винтажа 1787 года. Считайте это подарком, а заодно извинением.
Я не без опаски поглядел на пыльную скляницу.
— Передо мной — не за что, Люсин. Ваши песни до сих пор вспоминаю. К тому же мы с вами даже не успели поссориться. Приберегите свои извинения для бедняги Ковальски.
Если случится чудо и ему поможет Черная Богородица Ченстоховская.
— Ковальски — редкий хам, — поморщилась она. — У него изо рта пахнет. Вот уж кого не жалко!.. Извинения приношу не за себя, мистер Корд. Я здесь по поручению барона Симона Леритье де Шезеля. Самое время урегулировать наши разногласия.
Я отставил чашку в сторону и еле удержался, чтобы не врезать винтажем 1787 года о скатерть.
— Разногласия — это убийство граждан США? За такое, Люсин, принято платить не вином, а кровью. Передайте барону, что он не с теми связался.
Она взглянула удивленно.
— И это говорит сотрудник Государственного департамента? Вы привыкли всюду высаживать свою морскую пехоту, так привыкайте и к потерям! Но сейчас обстоятельства изменились, наша вражда потеряла всякий смысл.
Я достал из кармана свернутую «Таймс» и положил на стол передовицей вверх.
— Это?
Люсин, вздохнув, поглядела на меня, словно на ученика воскресной школы, не выучившего первую страницу Катехизиса.
— Верхушка айсберга, мистер Корд.
Я прикинул, кем она приходится барону. То, что не секретарша и не случайная подружка, ясно. Родственница? Плохо, плохо не иметь приличной разведки! Куда «Ковбои» смотрели?
* * *
— Завтра Гитлер прибудет в Данциг, мистер Корд, и об этом напишут в газетах. А вот о том, что добро на аннексию Рейх получил от англичан, промолчат. Прежней Европы больше нет. Гитлеру незачем воевать с Британией, он просто поделит вместе с ней континент. И мою Францию тоже! Сейчас в Берлине готовят операцию «Мессершмитт». Уверена, вы об этом еще не знаете.
— Поделитесь?
— Может быть, но не здесь и не сейчас. Я очень дорогая девушка, мистер Корд. А пока подумайте о другом. Скоро вы останетесь без работы. Не хотите перейти на службу к новому боссу?
2
Возле кованных чугунных ворот Антек остановился. Зеркала не было, и он попытался представить, кого сейчас увидит скучающий у отрытой калитки лондонский «бобби». Костюм на нем, бывшем пассажире парохода «Познань», вполне приличный, кепка модная, рубашка свежая. Только ботинки прежние, горные. Жалко расставаться!
В кармане пиджака — справка с фотографией. Снимок свежий, его собственный, а вот уже заполненный бланк с подписями и печатями посольский чиновник достал из сейфа. Ждать не пришлось, зато фамилия такая, что не сразу и запомнишь. Взял, кстати, по-божески, вероятно, на радостях по случаю великой победы над вековечным врагом. Во всяком случае, именно так пишут польские газеты.
А вот без языка — плохо. Разговорник в кармане, но разве он для подобного случая? Генеральное консульство Тауреда — не уличный магазин.
— Hello!.. I want to see. Someone who speaks… Polish or German.
[61]
«Бобби» с сомнением поглядел на разговорник, но почему-то не удивился. Наверняка не все здешние гости знают английский.
— Wait here, sir!
[62]
Если пропустит, кого позвать? Проситься к Веронике Оршич — это уже наглость, а больше по имени он никого не знает. Разве что «Колья». Николас!
* * *
Шеф-пилот взглянул без всякой симпатии.
— Если пришел за пулей, Земоловский, то с местом не угадал. Пристрелил бы прямо тут, так неприятностей не оберешься. И в плен на возьму, не нужен ты мне.
Ждать пришлось долго, больше часа. Все это время Антек просидел в большом, украшенном тяжелыми колоннами холле. Прямо перед ним на стене красовался выложенный из цветных камней герб — щит, рассеченный на четыре части на золотом фоне. Бывший гимназист честно пытался угадать, что изображено на каждой из них, но так до конца и не понял. Слева вверху — шапка на красном фоне, справа внизу — какие-то зверушки, а остальные части просто в желто-красных полосах. Мудреная она наука, геральдика!
Портрета серениты он нигде не увидел, что почему-то огорчило.
Николас, он же Колья, на этот раз прибыл при полном параде. Дорогой серый костюм, фетровая шляпа, галстук с заколкой, запонки с камнями. А еще неведомый орден — крест темного металла при красной колодке с маленькой короной. Антек вспомнил об обещанном ему «Virtuti Militari» и на миг пожалел, что не сподобился получить. Глядишь, и задавался бы меньше господин шеф-пилот!
Пуля — пулей, а прощаться с ним неприветливый Николас не спешил. Провел на второй этаж, открыл дверь кабинета.
— Заходи!
Затем кивнул на стул, сам же присел возле письменного стола, причем не за ним, а сбоку. Подождал немного, словно с мыслями собираясь, потом решительно кивнул.
— Значит, так! Если ты от американцев, передай им, что мы на контакты согласны, но только после урегулирования некоторых вопросов. С одним ты уже знаком, Земоловский. Штаты должны выбрать — или мы, или Клеменция.
