Книга Норби, страница 30. Автор книги Андрей Валентинов

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Норби»

Cтраница 30

Доброволец Антон Земоловский молчал.

9

На папку, самую обычную, картонную, я поглядел с немалым сомнением. Надо бы спрятать, только вот куда? Под пальто, к кобуре поближе?

— Смотрите, смотрите, — подбодрил Пьер Домье. — Никто и внимания не обратит, здесь все или читают, или пишут. Место такое!

На этот раз мы встретились с ним в «Галлопине», том самом брассери, куда, по мнению швейцара, ходит исключительно элитная публика. Рыжий не подкачал, надев новый, с иголочки, пиджак. Брюки, правда, оставляли желать лучшего, но тенденция обнадеживала. Портфельчик, правда, остался прежним, из начальной школы.

Ничего особенного в хваленом «Галлопине» я не заметил, разве что большие грифельные доски, на которых гарсоны писали счет — и кучу портретов всяких знаменитостей, среди которых почему-то не было ни единого бейсболиста. Зато публика не столько ела и пила, сколько читала — или творила сама. Официанты воспринимали это как должное, ставя блюда на самый краешек стола.

Я предложил рыжему заказывать от души, но тот проявил характер, ограничившись рюмкой коньяка. Я, уже по привычке, взял граппы, отхлебнул, после чего и появилась папка с матерчатыми тесемками.

— Не стоит, — рассудил я. — Мне недавно сообщили, что появились сыщики-невидимки. Подкрадется такой на цыпочках, затаит дыхание.

Не к месту вспомнились губы Мухоловки на моем ухе. Дразнилась она, что ли?

— Могу себе представить, — негромко рассмеялся журналист. — Невидимка пристраивается к кому-то на улице, и его тут же начинают толкать и пихать. Ему придется двигаться противолодочным зигзагом!

Мысль мне понравилась. При свете дня мрачные фантазии Анны Фогель изрядно поблекли.

— Прочитаю, но позже, пока же своими словами, мсье Домье. Представьте, что вы диктуете репортаж.

Он задумался на миг, кивнул.

— Представил. Итак! Заголовок: «Молодость или смерть?» Первый абзац: «Противник эволюции бросает вызов Времени».

* * *

Профессор Жак Бенар приехал в Прекрасную Францию из Сайгона, по крайней мере, так рассказывал он сам. До поры до времени никому не было дела до скромного выходца из Французского Индокитая, поэтому где профессор жил и чем занимался, осталось неизвестным. Как и то щекотливое обстоятельство, что никаким документом о присуждении профессорского звания он не обладал.

Впервые Бенара заметили на одном из приемов, где он оказался в компании греческого миллионера Манолиса Орфанидиса. Никто особо не удивился, грек собирал вокруг себя очень необычных людей, включая хиромантов, гадалок и даже, как говорили, оборотней-воркулаков, своих земляков. Профессор держался скромно, пил только лимонад и не смотрел на дам.

После приема Орфанидис исчез, с ним пропал и профессор. Снова появились они через год, тоже на приеме, но на этот раз их появление вызвало фурор, куда больший, чем если бы грек привел с собой воркулака. Профессор был прежним, пил лимонад и молчал, зато миллионер помолодел лет на двадцать. Его сначала даже не узнали, но потом присмотрелись.

Еще через полгода в одном из парижских пригородов открылась клиника «Жёнес мажик». Цены на лечение были, по слухам, заоблачными, но это не отпугивало тех, кто соглашался заплатить миллионы, чтобы повернуть Время вспять.

Дебют профессора в Парижском университете оказался не столь удачен. Его нападки на теорию эволюции коллеги еще как-то терпели, но после доклада на университетской научной конференции над ним стали смеяться. Бенар заслужил не слишком почетное прозвище «Факир», статью с опровержением его научных построений подписали несколько видных специалистов, после чего профессор, даже не дочитав курс, вернулся в клинику.

Очередь в «Жёнес мажик» не убывала, но множились разговоры о том, что «магическая юность» порой бывала слишком недолговечной. Пациенты молодели — и умирали.

* * *

— И чему из этого можно верить? — поинтересовался я, разглядывая фотографию грека-миллионера, рядом с которым пристроился неприметный и скромный профессор. — Таких факиров и у нас хватает, некоторые давно и прочно прописались в полицейских сводках.

Пьер Домье пожал плечами.

— Претензий к Жаку Бенару никто не предъявлял, даже родственники умерших. С каждым пациентом он перед началом лечения беседует лично, причем предлагает подписать соответствующие бумаги. Пациент берет всю ответственность на себя. Тонкость, как я понял, в том, что «минус» пять-десять лет человеческий организм переносит без особых проблем, но вот дальше начинаются риски. Помолодевшие на двадцать лет могут прожить год или два. И представляете, мсье Корд, многие все равно соглашаются. Один депутат хотел обсудить вопрос в парламенте, так его поймали на улице и долго били.

— Вероятно, били женщины, — рассудил я. — Зонтиками и сумочками.

Факир-профессор стал мне совершенно неинтересен. Молодеть мне еще рано, а прикладная геронтология имеет весьма опосредованное отношение к внешней политике США. Вероятно, Николя Легран рассудил точно так же, потому и не стал разрабатывать профессора из Сайгона.

Я отправил гарсона за еще одной рюмкой граппы, желая запить разочарование. Впрочем, нет худа без добра. Пьер Домье вполне оправдал ожидания, накопав целую кучу свидетельств, списки пациентов и даже их воспоминаний о чудесах в «Жёнес мажик». Мне это совершенно не требуется, но…

— Мсье Домье! А что ваши коллеги говорят о землетрясении в Польше?

— Смотря какие, мсье Корд.

Рыжий привстал, окидывая взглядом шумный зал. Вернувшись на место, кивнул куда-то влево.

— За два столика от нас. Жермен де Синес по кличке Кальмар. Три года назад он уже писал о чем-то очень похожем, тогда это оценили, как очередной его эпатаж.

Поймал мой взгляд, понимающе усмехнулся.

— Все материалы принесу завтра.

Я покачал головой.

— Сегодня.

* * *

В бар при «Одинокой Звезде» я заходить не собирался, но шум, оттуда доносившийся, невольно заставил остановиться. Уж слишком громко там орали.

Нет, не орали — пели!

Солдат вернуть мечтает любовь минувших дней
Ждет Роза из Техаса, что он вернется к ней
Той Желтой нежной Розы солдату не забыть
Вернется он к любимой, чтоб вместе с нею быть

Столы сдвинуты, дым коромыслом, а посреди толпы разгоряченных парней — сержант Тед Ковальски собственной шкафообразной персоной. Все поют, он дирижирует. Песня, кстати правильная, техасская. Как раз для «Этуаль Солитэр».

Прекрасен цвет любимой, глаза ее горят,
Сверкают как бриллианты, и помнит их солдат.
Поете вы, ребята, про «Самый лучший Май»,
Но родина той Розы — Техас, любимый край.

Кажется, уже празднуют. Интересно, что именно? В газетах пишут разное, но очевидно одно: наступление русских на Варшаву сорвано. А на юге поляки сами перешли в наступление, и не одни, а вместе с венграми.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация