Я бросил взгляд на недопитую рюмку, пытаясь обнаружить там «рекрутское серебро», оно же «королевский шиллинг».
— На какие разведки вы работаете, я тоже догадываюсь. Но людей вербуют не высокими словами о долге и патриотизме. И не деньгами, точнее не только ими.
Мы с Фогель переглянулись. Кажется, такой поворот удивил и ее.
— Мне нужна армия, и я ее создам. И это будет моя армия.
— Попытайтесь, — предложил я. — Давненько меня не вербовали.
Безмолвный лакей поставил на скатерть новую чашку кофе.
* * *
— Барон Леритье де Шезель — наш общий враг. Но для вас, мадемуазель Фогель и мсье Корд, он всего лишь абстракция, символ. Предложит компромисс, и вы не станете отказываться. Вам важен результат. Но я кое-что расскажу, и, может, вы измените свое мнение.
Теперь речь графини звучала холодно и ровно, таким голосом прокурор зачитывает обвинительный акт. Я, впрочем, не слишком волновался. Никаких козырей в ее рукаве нет и быть не может, разве что в номере отеля меня ждет очередной труп, плавающий в луже крови.
— Сначала о вас, мадемуазель Фогель. С кем бы вы ни сотрудничали, ваша цель одна — свобода и независимость вашей страны. Но вы — живой человек. Последние два года вашим другом был некий голландец, специалист по современному искусству. Он вас бросил, вы попытались покончить с собой.
Мухоловка прикрыла глаза. Лицо окаменело, как тогда, в катакомбах.
— Вы так и не поняли, что случилось. Сейчас объясню.
Не договорила — нож воткнулся в скатерть в сантиметре от ее чашки.
— Не стоит, — рассудил я. — Так можно и в самом деле не дожить до десерта.
Анна Фогель шевельнула губами.
— Не пытайся выглядеть рыцарем, дикси. Все вы одним миром мазаны!.. Продолжайте, графиня.
По-немецки. Значит, и вправду плохи дела.
— Это был достаточно сложный гамбит барона Леритье де Шезеля. Он пытался подобраться поближе к Ильзе Веспер. Не получалось, не помогали никакие деньги. У госпожи Веспер был любовник, офицер полиции, человек простой, но честный, такого не подкупишь. И не убьешь, гильотина во Франции все еще работает. Барон поступил иначе, сделав так, что они смертельно поссорились. Ильзе Веспер за тридцать, она иностранка, чужая в чужой стране. Оставшись одна, она вспомнила о муже, единственном человеке, которому могла еще доверять. Позвала — и он пришел.
— Она не прогадала, — Мухоловка попыталась улыбнуться. — Марек вашего Адди на части разрежет.
Графиня покачала головой.
— Увы! Он эмигрант, у него скверные отношения с французской контрразведкой. Живет в Лондоне, во Франции бывает наездами. Не защитник. К тому же у них скоро родится ребенок.
Мухоловка резко встала.
— Достаточно!
Я тоже встал.
— Благодарю за ужин, ваше сиятельство, особенно за десерт. Вербовочный материал пришлите мне по почте в двух экземплярах.
Она негромко рассмеялась.
— Зачем же вас затруднять, мсье Корд? Наша полиция разберется сама. Странно, думала, вам будет интересно узнать, что случилось с вашим соотечественником Николасом Леграном.
* * *
Моего друга не имело смысла вербовать. Предложить нечего, и так все имелось. Наша работа ему очень нравилась, Легран был следующий в очереди на кресло в моем кабинете. Деньги? Николя прекрасно знал, что у изменника жизнь короткая, а смерть долгая. Несмотря на французских предков, он был настоящим американцем. Дикси не предают.
Ошиблись мы в одном. Там, где бессильны деньги, правят бал большие деньги. У Структуры такие деньги есть. Агента не обязательно подкупать напрямую, можно сделать так, что он этого даже не заметит. Николя Легран был живым человеком.
Был.
9
Майор Орловский явно обиделся, Антеку досталась даже не камера, а узкий кирпичный мешок без побелки, зато с хлорным духом. Ни окон, ни нар, лишь влажный цементный пол. Почти как на небесном корабле, только материалы попроще.
Лампочку под потолком, впрочем, включили. Тени места не нашлось, спряталась куда-то.
Бывший гимназист не горевал. Не первая камера и наверняка не последняя. С тем и задремал, почти не беспокоясь. Удивляло одно: как нашли? Среди подданных синеглазой серениты наверняка есть шпион, имеющий доступ к радиосвязи. Однако отыскать человека ночью, причем очень быстро, без ошибки. На шоссе ждали именно его!
Ночью ничего не снилось, даже Последнее поле. Его оставили все, даже Смерть.
Разбудили очень рано, но Антек не огорчился. Жизнь, что обтекала его холодной прозрачной рекой, ускорила свой ход.
— Пошел, пошел! — торопил надзиратель.
Умыться позволили и даже выдали новую расческу.
* * *
— Голос не повышать, говорить вежливо, вопросов не задавать. Дистанция — два метра. Садиться и вставать — только по разрешению.
Антек кивнул. Уже было! Тогда его привели к серените, а кого сейчас судьба принесла? Неужели сам Рыдзь-Смиглы? В такое, конечно, не верилось, но вид у надзирателя был очень уж ответственный. В любом случае — начальство, причем немалое.
— Заходи!
Зашел — и увидел генерала, самого настоящего, словно на картинке. Погоны, ордена, золотое шитье. Фуражка тоже входила в комплект, но генерал ее снял и бросил на стол.
Не стар, хоть и не молод. Высок, сухощав, подтянут, ликом суров. Взгляд только не уставной, то ли удивленный, то ли даже растерянный.
Мяться на пороге Антек не стал. Шагнул ближе к столу, развернул плечи. Смир-р-рно!
— Здравия желаю, пан генерал! Извините, хлоркой пахну.
Тот, кажется, и в самом деле удивился.
— Здравствуйте, Антон! Вы… Вы разве меня не узнали?
Не узнал и узнать никак не мог. Генералы и титулярные советники — они из разных миров.
On byl titulyarnyj sovetnik,
Ona — generalskaya doch.
Генеральская дочь! Ядзя. Ядвига Сокольницкая. «Спасибо за цветы, они очень красивые!.».
— Узнал. Вы — бригадный генерал Михал Сокольницкий. Мы встречались с вами в Белостоке.
«Я из офицерской семьи, у нас традиции, обязанности. У меня есть жених, в конце концов!»
Сокольницкий поглядел странно, словно ожидал что-то совсем иное. Наконец, покачал головой.
— Обиделись! Ядзя тоже на меня обижалась. Повторю то, что говорил вам тогда. Когда у вас будет дочь на выданье, и от вашего решения будет зависит ее счастье, вы меня, может, и поймете. Ядзя сейчас здесь, в Варшаве, и очень обрадовалась, когда узнала, что вы живы. Из эшелона не добрался никто.
