А потом кончились и слова, исчерпались за полной ненужностью. И никто не вспомнил о выключателе.
* * *
Коктейль из правды и лжи, смешать, но не взбалтывать. Насчет моей сушеной головы Мухоловка не лгала.
Все прочее — в осадке.
3
Сержант-каптерщик выложил на стойку груду вещей, пересчитал, шевеля губами, затем пододвинул толстую тетрадь в картонной обложке.
— Распишись!
Антек бегло просмотрел список. Шинель, полевая куртка, шаровары, ремни, фляга, летняя фуражка, котелок с ложкой и вилкой, горные ботинки — и еще много всякого, вот только.
— А почему без погон, пан сержант? И фуражка без орла.
Тот лишь плечами пожал.
— Все согласно заявке, парень. Если что не так, командиру доложись.
Форму было велено подогнать, игла и две катушки ниток, черных и защитного цвета, прилагались. А вот подсумок для патронов — нет. И «смертный» жетон, без которого солдат — не солдат, тоже нет.
Воевать придется без оружия и без имени.
* * *
— Выбор у вас невелик, Земоловский, — пан майор затянулся очередной папиросой. — Выполните задание — вернетесь героем, орден, так сказать, аванс. Если же нет, о вас никто и не вспомнит, даже ваша. То есть, я хотел сказать, даже панна Ядвига Сокольницкая.
Антек поморщился.
— Вы и ее сюда впутали? Мы действительно были знакомы, но у Ядвиги жених и. Помните русское стихотворение про титулярного советника?
Орловский блеснул моноклем и внезапно усмехнулся.
— Poshel titulyarnyj sovetnik i pyanstvoval s gorya vsyu noch, i v vinnom tumane nosilas pred nim generalskaya doch. Знаете, Земоловский, интуиция меня редко обманывает. Скорее всего, вы враг, искренний и убежденный. Но, я знаете, справедлив. Бой на шоссе, пулеметный расчет против танка — это было?
Бывший гимназист скрипнул зубами.
— Было! Расчетом командовал вахмистр Юзеф Высоцкий. Х-холера! Не нужен мне ваш аванс, его не забудьте. И еще ездового, Яцеком звали. По радио о героях орете, а целые полки без вести пропадают.
Ладонь майора впечаталась в стол.
— Хватит! Никто не будет забыт, обещаю. Но я сейчас о другом. Вы, пан титулярный советник, не просто воевали. О вас знают Президент и Верховный Главнокомандующий, вы допущены к самым главным секретам государства. А жених панны Сокольницкой в штабе шпорами бряцает и бумажки по начальству носит. Девушки — они чуткие, уж поверьте моему опыту. Скажу больше, генерал Сокольницкий сделал на вас ставку и проигрывать не намерен. Ядвига очень красивая девушка, правда?
Антек усмехнулся, вспомнив недоверчивого пана подпоручника.
Net na svete caricy krashe polskoj devicy.
Vesela — chto kotenok u pechki —
I kak roza rumyana, a bela, chto smetana;
Ochi svetyatsya budto dve svechki!
Орловский снисходительно хмыкнул.
— Да-да, Пушкин, помню еще с гимназии. Я почти уверен, Земоловский, что вы жили в СССР, хоть вы и не русский, это мы тоже проверили. Но сейчас мне все равно кто вы, откуда и на какую разведку работаете. Если выполните приказ, вам простится все.
— Да какой приказ? — не выдержал он.
— Не спешите! На месте все и узнаете, тогда и выбор нагляднее будет. Или вы нам помогаете — или выстрел в затылок.
Пан майор протянул руку с указательным пальцем вперед.
— Пиф-паф!
* * *
В крытом кузове грузовика темно. Конвоиры по бокам, брезентовый ранец у ног. Перед посадкой Антек успел взвесить его в руке. Тяжел! Там же и шинель в скатке. Орловский лично проверил, как сидит форма, даже прыгать заставил. Ничего не объяснил, но некоторые выводы бывший гимназист сделал. Горные ботинки — не зря, значит, не по шоссе идти придется. Что погон нет, тоже понятно. Не свой он. Чужак! Солдата отдают под трибунал, чужаку стреляют в затылок.
Мотор гудел ровно и мощно. Ехали долго, вероятно, Варшава уже далеко. Река жизни вновь текла мимо, обдавая холодными брызгами. Антек с ней не спорил. Даже если преодолеть поток и выбраться на твердый берег, идти все равно некуда. Разве что. Разве что к Маре, как он и обещал! Но что он ей скажет? Бежал с полпути, ничего не сделав? Нет, если куда и уходить, то в Свентокшиские горы, к крестоносцам майора Добжаньского. Там, по крайней мере, все ясно и просто. Едет улан, едет, конь под ним гарцует.
Бывший гимназист вдруг понял, что не жалеет о сгинувшей навсегда прошлой жизни. Слишком многое с тех пор случилось. Подпольщика-террориста, ехавшего ради «центрального акта» в Варшаву, уже нет, и, если подумать, хорошо, что нет. Зато есть черный Космос, в котором он обязательно побывает, пусть не сейчас, пусть через много-много лет.
Грузовик тряхнуло, и Антек еле успел ухватиться за скамейку. Подали голос тормоза. Старший конвоя встал, подошел к борту, выглянул.
— К машине!
* * *
Теперь он сидел среди травы. Воздух пах бензином, в вечернем сумраке угадывались темные силуэты самолетов, не тех, что он видел сквозь иллюминатор воздушного корабля, а самых обычных. Аэродром, причем наверняка военный. Ветер шевелил вымпелы на высоких мачтах, где-то над головой гудел шмель-мотор. Равнодушные конвоиры скучали рядом. Минуты текли, розовая полоса заката стала белой, потом и вовсе поблекла.
— Ага, вы здесь! Ждите!..
Голос Орловского он узнал, но даже не повернул головы. Плеск невидимой реки становился все громче, что-то надвигалось, волны вспенились белыми гребешками, как тогда, в море. Он успел подумать, что сейчас захлестнет, утянет в глубину.
— Земоловский? Подъем! — ударил незнакомый голос. — Бери вещи — и за мной. Бегом!..
Под ботинками зашуршала трава. Ранец, который он успел закинуть за плечи, налился камнем.
— В строй!
В первый миг бывшему гимназисту показалось, что он вновь посреди Последнего поля. На зубах заскрипела пыль, темные силуэты надвинулись, закрывая горизонт.
Настал твой час, Никодим!
Антек вытер пот со лба. Нет, поле не Последнее, а лётное, и строй невелик, трех десятков не будет. Его место как раз в середине. Не низок, не высок.
Стоявшие молча подвинулись, освобождая место в строю. Все с оружием, и погоны на месте. Где-то совсем близко загудел мотор. Нет, не самолет, обычный автомобиль, легковой «мерседес». Вынырнул из темноты, затормозил.
— Пустите! Пустите! Вы не имеете права!..
Кричали по-немецки. Кого-то вытолкнули из дверцы, потащили, втолкнули в строй. Не одного, а с двумя крепкими парнями-конвоирами.
— Вы меня обманули! Об.
Крик оборвался. То ли ударили, то ли просто заткнули рот.
