Мы вышли в коридор, а тут и местные объявились. Парень, одетый в синюю пижаму, стоял шагах в тридцати. С первого взгляда он не казался опасным, совсем юнец, хотя и с кобурой на ремне. Но в таких стенах опасны все, и я порадовался, что моя кобура расстегнута.
— Ваш? — повернулся я к колобку.
Тот ответил не сразу, прищурился близоруко, руками развел.
— Не узнаю. Здесь есть и местный персонал, как раз из ваших. Кричал он, кстати, по-польски.
Я мысленно ругнулся, некстати вспомнив сержанта Ковальски. Объясняйся теперь на пальцах! К счастью, парень сам решил языковой вопрос.
— Господа, не стреляйте! Перемирие!..
По-немецки! Я облегченно выдохнул. Длинное, словно гусеница, слово «Waffenstillstand» мне чрезвычайно понравилось. Но я слишком не обольщался. В любой миг из дверей могут выбежать парни с «томми-ганами», о которых я уже неоднократно вспоминал. Однако выбирать не из чего.
— Идите сюда, майн герр! — крикнул я, на всякий случай помахав в воздухе рукой, словно полярник на льдине, увидевший самолет. — Перемирие — хорошо. Мир, дружба, шнапс!
— За кого он тебя примет, Норби? — негромко рассмеялась Фогель.
Я дернул щекой.
— За глупого американца. Пусть смотрит на меня, а если потянется к кобуре — вали полиглота на месте.
— Посередине! — крикнул полиглот.
Я отсчитал двери. Между нами и гостем их шесть.
— Профессор — на месте. Фогель — пошли.
Первая дверь, вторая. Когда мы остановились, между нами и гостем оставалось ровно пять шагов.
* * *
— Добрый день, дамы и господа. Шнапса на объекте, к сожалению, нет. Есть спирт, но начинать с него я бы не стал.
Вблизи он не понравился мне совершенно. Лет восемнадцати, не низок, не высок, плечами не вышел, но взгляд. Будь это где-нибудь в джунглях, я бы уже выхватил пистолет. Так смотрят. Нет, не на покойников, но где-то близко. Словно мы все под пулеметным прицелом.
— Я — Антек. Так и называйте без всяких титулов и званий. Был в составе гарнизона объекта.
Я отметил про себя «был». Разжаловали?
— А сейчас здесь воюют. Вы попали как раз меж двух огней.
Я принял невозмутимый вид, словно при встрече с налоговым инспектором.
— Мы заметили. Стрелять по нам не надо, мы — граждане Соединенных Штатов Америки. Наша страна ни с кем не воюет, но своих в обиду не дает. Я — Корд, Джонас Корд.
— Анна Фогель, — негромко проговорила Мухоловка. — Антек! Может, для начала сделаем перемирие всеобщим? А потом и разберемся, стоит ли вообще воевать.
Парень ненадолго задумался.
— Все не так просто, фрау.
— Фройляйн, — подсказала она.
Антек без титулов и званий явно смутился. Кажется, парню и вправду не больше восемнадцати.
— Мне нужно кое с кем переговорить, фройляйн. Давайте встретимся через. Через три часа этажом выше. Там есть дверь с надписью «Caupona». Это столовая, можно и кофе сварить. Приходите одна.
Я хотел возмутиться (еще чего?), но Анна невозмутимо кивнула.
— Хорошо.
— Мой. Мой здешний знакомый не слишком любит гостей, — парень нехорошо усмехнулся. — Но в женщину стрелять не станет. Оставайтесь здесь, на всех прочих этажах боксы заперты. И еще. У вас есть врач? В одном из боксов — раненый, ему совсем худо. Если. Если сочтете возможным.
— Врач у нас есть, — перебила Фогель. — Сделаем все, что можно.
Мы остались на месте, а он уходил. Думал, оглянется хоть раз, но ошибся. Кажется, этому Антеку совсем не страшно.
— Ты что-нибудь понимаешь? — вздохнул я, когда синяя пижама исчезла в проходе.
— Пока нет, — невозмутимо ответила Анна. — Но скоро поймем. Ты заметил, какой он странный?
* * *
Польский майор был совсем плох. Глаза все-таки открыл, но смотрел не на нас, а куда-то в себя, стонал, кусал губы. Таких приходилось встречать в госпиталях, но обычно уже при священнике. Жак Бенар только за голову схватился, а потом велел найти таз, набрать воды и убираться в коридор.
— Курить хочется, — пожаловалась Фогель, когда мы с ней оказались вдвоем. — Боюсь! Так и кажется, что из стены выкатится металлический пожарный с шлангом наперевес.
Я представил картину и порадовался, что уговорил себя расстаться с никотином еще в четырнадцать. Механического уборщика мы уже успели увидеть в разгромленном узле связи. Хорошо, что профессор успел предупредить.
— Дело, думаю, было так. Здешний шеф договорился с бароном Леритье де Шезелем. Именно отсюда тряхнули Польшу и остановили русское наступление. Но полякам захотелось большего, и они прислали майора.
— Наверняка не его одного, — кивнул я. — Кстати, Антек, кажется, тоже местный. А вот кто побеждает, пока неясно, во всяком случае, до «кладки» поляки не добрались, что чрезвычайно радует. Анна! Попробуй перевербовать парня. Соплякам много не надо, пообещай ему чемодан долларов и голливудскую актрису на выбор.
— Ты в самом деле думаешь, что он согласится?
Я так не думал. Обычного парня в подземный гарнизон не возьмут, наверняка фанатик, поляки все такие. Но не обещать же ему десять американских дивизий на линии фронта! Не поверит, да и нет у нас этих дивизий.
— Попытаюсь, — вздохнула Мухоловка. — Тебе с ним лучше не разговаривать, Норби, ты все-таки бизон.
Я обиделся.
* * *
Польше от нас ждать нечего. ФДР в кругу самых близких как-то сказал, что польский вопрос — всемирная головная боль уже на протяжении пяти веков. В газетах такое не напечатают, помня о поляках-избирателях, но это дела не меняет. Когда я писал в Конспекте о будущем разделе Польши между Рейхом и СССР, то все время ждал, когда меня ударят по рукам. Обошлось, более того, идею сочли весьма здравой. Мне потом объяснили, что к чему. С Германией и даже с СССР легче договариваться, их руководство, пусть в нем и сплошные людоеды, предсказуемо и адекватно. Польша — нет. Перед самым русским нападением их правительство потребовало в Лиге Наций передачи Польше португальских колоний в Африке. В будущие колонисты, если верить новостям, записалось уже больше миллиона добровольцев. После этого начинаешь верить в сказки про польских кавалеристов, рубящих с наскока русские танки. По сравнению с Мосцицким и Рыдзь-Смиглы сукин сын Сомоса — идеальный партнер. Если «Плутон-1» достанется полякам, Европу придется строить заново, предварительно разровняв бульдозером руины.
Кажется, я знаю, на чьей стороне воевать.
5
Из задуманного мало что получилось, хотя времени он брал с запасом. За три часа объект можно обойти несколько раз, если не сбавлять шаг. Антек так и поступил, надеясь, что встретит неуловимого господина Виммера. Не хотелось играть в испорченный телефон, если уж договариваться, то всерьез, чтобы потом неприятности не расхлебывать. Но клементиец словно сгинул. Бывший гимназист то и дело порывался воззвать к нему в полный голос, распугивая коридорную тишину, но не решился. Чем дальше, тем очевиднее становилось, что господин Виммер просто не желает с ним общаться. Возможно, решил, что все нужное и так уже сказано. Или сдача — или война до последнего.
