6
Переодеваться в здешний балахон я все же не рискнул. Мухоловке он, конечно, к лицу, но меня что-то удержало. Не вражеская форма, конечно, но все равно чужое. Однако бокс оценил в полной мере. Основательно они, эти марсиане, устроились. И надолго.
В фотоаппарате — последняя пленка, на такое количество чудес не рассчитывал. Жаль, я не писатель-фантаст, жил бы на гонорары, купил бы квартиру на Манхеттене.
— Фогель!
Наши боксы решили не закрывать. Не понравились мне эти карточки, ненадежно как-то. Нажмет этот Виммер у себя на тайном пульте кнопочку — и вышибай потом дверь!
Мухоловка сидела в кресле и курила. Вдоль стены с негромким жужжанием деловито пробирался механический жук-уборщик. Я присел на кровать, подождал, пока железяка нырнет обратно в стену и проговорил со всем возможным оптимизмом.
— Не скучай! Сейчас профессор освободится, и сходим в ресторан. Надеюсь, перемирие остается в силе.
Она ответила не сразу.
— Мне кажется, стрелять они не будут. Странно, Норби! Когда я впервые надела марсианский ранец, то словно попала в иное измерение. Летела над Монмартром, почти над самыми крышами, и то, что внизу, казалось каким-то маленьким, несерьезным. И вся прежняя жизнь — тоже. Теперь не могу без полетов, выпрашиваю у французов ранец и по делу, и просто так. Майор Грандидье даже намекнул, что у него есть хороший знакомый, врач-психиатр. Я не первая. Те, что летают, постепенно становятся другими людьми, с ними трудно общаться, они смотрят на всех прочих свысока во всех, как понимаешь, смыслах.
Я прикинул расклад. Парни из военной разведки тоже изрядно дерут нос, но им все время чего-то требуется. А уж теперь, когда я привезу фотографии!..
— Будет у тебя ранец в Штатах, обещаю. По выходным и на День Благодарения — точно.
Фогель взглянула удивленно.
— В Штатах? Ты, кажется, начал решать за нас двоих, Норби? Напрасно, мне никуда не хочется уезжать. Зачем? Я вдруг поняла, что измерений в мире много и миров много. Только не тащи меня к врачу, я в больницах годы провела. Неужели после всего, что мы увидели, жизнь для тебя осталась прежней? Ты все-таки.
— Бизон, — подхватил я, прикидывая, что Мухоловку надо увозить за океан первым же рейсом. — А иногда еще и сволочь. Анна! Я знал, что увижу нечто невероятное, и не ошибся. Но люди все равно остаются людьми, даже если они с планеты Аргентина. К чудесам мы скоро привыкнем, а наша служба никуда не денется. Иностранная разведка, инопланетная — велика ли разница?
Фогель встала, подошла ближе.
— Знаешь, Норби, когда ты молчишь, с тобой еще можно иметь дело. Иногда. По выходным и на День Благодарения. Но когда открываешь рот, становишься даже не бизоном, а просто болваном. Ты нарочно?
От ответа меня спас стук в дверь.
— Разрешите?
В комнату вкатился мрачный колобок, рухнул на стул, провел ладонью по лбу.
— Ничего не могу сделать. Заражение удалось остановить, но.
— Плох майор? — понял я.
Бенар кивнул.
— Такое впечатление, что ему просто не хочется жить. Как будто у него забрали нечто очень важное, без чего даже дышать не имеет смысла.
— Объект «Плутон-1», — вздохнула Мухоловка. — Ваши лекарства не помогут, профессор.
Я понял, что подобные разговоры следует пресекать и давить, причем сразу, не думая.
— Дамы и господа! О делах потом. Встали. Улыбнулись. Пошли!..
* * *
Странный парень по имени Антек сидел в самом углу и пил кофе. На нас отреагировал вяло, махнул рукой и снова уткнулся в чашку. На его столе я заметил знакомую книгу с рыцарем на обложке. Для его возраста — вполне.
Пока Анна и профессор вникали в тонкости здешнего меню и нажимали на кнопки, я переваривал то, что услыхал от Фогель. Пессимист считает, что стакан наполовину пуст, оптимист — настолько же полон. Бизон и болван, конечно, минус, но выходные, да еще День Благодарения в придачу… Для начала совсем не плохо!
Тонкости здешней кулинарии пролетели как-то мимо. Есть можно — и ладно. Но что потом? Если верить словам польского майора, марсианин перебил всех его солдат, одного за другим. Господин Виммер не шутит.
— Salve, dominarum et iudices!
[49]
Я невольно похолодел. Вот помянул и.
— Cenam vestram fruimini!
[50]
В проеме двери обозначился некто в знакомом синем балахоне, невысокий, очень бледный, светлые волосы дыбом. Типичный сумасшедший ученый из голливудского фильма.
— Gratias! Etiam tibi,
[51] — как ни в чем не бывало, ответила Фогель.
Гость кивнул, затем поглядел на побледневшего колобка, криво усмехнулся — и направился прямиком к кнопкам.
— Знаете его? — шепнул я профессору.
Бенар поморщился.
— Лучше бы не знал!
* * *
Круглого стола не нашлось, обошлись обычным, как раз на четверых. Странный парень Антек от приглашения отказался, оставшись в своем углу. Анна поставила перед гостем чашку кофе. Тот улыбнулся.
— Спасибо, фройляйн. Надеюсь, немецкий здесь все понимают? И ты, Жеак, тоже?
Колобок заерзал на стуле, но предпочел промолчать. Господин Виммер покачал головой.
— Знаешь, Жеак, почему я тебя не застрелил? Потому что тоже дал слабину, пустил поляков на объект. Но я попытался что-то исправить. Господин Корд, вы, как я понимаю, главный. Кого вы представляете?
Пора было выкладывать карты на стол, причем начинать с козырей.
— Государственный департамент Соединенных Штатов Америки, господин Виммер.
Тот взглянул удивленно.
— Клеменция не враждует с вашей страной. Насколько я знаю, ни один американский гражданин не пострадал.
Когда я открываю рот, то становлюсь. Ладно, попробуем.
— Господин Виммер! Вы отдаете себе отчет, что Клеменция вне зависимости от признания или не признания, по сути уже стала субъектом мировой политики? Вы построили тайные базы, завезли оружие, внедрили агентуру. Более того, свое оружие вы уже неоднократно применяли, перебив уйму народа. Если это не агрессия, то что?
Клементиец дернулся словно от удара, но ответил на удивление спокойно.
— Сфера наших интересов — Европа. Соединенные Штаты Америки находятся на другом полушарии.
Я мысленно встряхнул колоду. Где тут старший козырь?
