Рогатая зубастая морда придвигается ещё ближе — и Тельман замолкает. Нос, кажущийся вырезанным из бронзового цвета камня — на расстоянии вытянутой руки, и я не могу сдержать порыва её коснуться.
Твёрдая. И… тёплая, будто она лежала под горячим солнцем на морском берегу, а не в подземных стылых глубинах. Пахнет неожиданно приятно, морем и травой, а не землёй или падалью, как можно было предположить.
На меня снисходит покой. Может быть, это и есть божественное благословение, а может быть, я наконец-то получила прощение, то, которое было мне жизненно необходимо…
— Крейне… — немного тревожно, напряжённо произносит Тельман, слегка приподнимая меня, усаживая в более вертикальное положение. — Крейне, здесь…
Но я уже сама оборачиваюсь и вижу застывшие в некотором отдалении человеческие фигуры, неподвижные, пугающие. Светловолосая прекрасная Варрийя с руками-лезвиями чуть пониже локтей, Вестос, как обычно пытающийся спрятать дыру в груди, закутавшись в плащ, менталистка Нидра, сумрачная, опустившая голову — лица в складках тёмного капюшона плаща не видать, и Тианир — старый, как этот мир, словно бы сшитый из мелких кусков — собственно, так оно и было. Рентос, вероятно, тоже присутствует здесь, но его присутствие без его на то желания обнаружить было невозможно.
Всего пятеро… И моё сердце — уже куда больше напёрстка, но всё ещё слишком слабое, жалобно сжимается. Стурма и Варидас… Вслед за этой мыслью следует другая: мог ли маг-прорицатель предвидеть развитие событий, или его способности утрачены окончательно? А если всё же мог, не сбежал ли подальше от очередного апокалипсиса, грозившего магам в большей степени, нежели всем остальным — и прихватить с собой всегда неравнодушную к нему целительницу?
Какая сейчас разница, я уже не смогу ничего исправить.
Или — смогу?
Моя кровь может излечить их, так, как излечила кожу Вертимера, как высвободила Лавию. Но обязательно ли делать это прямо сейчас..? Я и так еле держусь в сознании. Можно сказать, пару шагов назад заново родилась и должна восстановиться. Вот только будет ли у меня время на это? Лавия всё ещё здесь, но единственный из её сторонников кажется сейчас таким невообразимо жалким, тогда как потенциальных противников куда больше.
Маги выглядят настороженными, приготовившимися к удару. На нас с Тельманом они бросают беглый взгляд, перед духами все, как один, склоняют головы. Но ещё раньше я успеваю заметить, как они — такие бесконечно разные — на удивление синхронно взглянули на Вертимера и Лавию.
— Ну, здравствуй, Девятая, — тихо произносит Тианир, будто боясь потревожить духа — а может быть, стараясь не расплескать, не продемонстрировать собственные чувства.
— Мог бы выглядеть более удивлённым, — Лавия отбрасывает назад спутанные красные волосы. Улыбается, поглаживает каменный нарост на щеке. — Да и вообще… Выглядишь паршиво, если честно.
Нидра опускает голову ещё ниже. Если я и ожидала бурного выяснения отношений, то просчиталась — кажется, им вполне достаточно взглядов. Лавия демонстративно хмыкает и складывает руки на груди — ни дать ни взять подросток, провоцирующий родителей на скандал: "Да, я когда-то почти уничтожила мир, и что вы мне сделаете?!"
— Вертимер! — это говорит Варрийя, и в одном этом слове можно услышать всё: от ненависти и жгучего презрения до ещё более оскорбительной жалости. А вот Рентос действует более недвусмысленно и конкретно — Вертимер вдруг спотыкается и падает, на мальчишеском лице с гримасой детского обиженного недоумения расплывается уродливый кровоподтёк.
— Вы не понимаете! — взвывает Вертимер, и его подростковая внешность как нельзя более кстати подходит этому жалкому тону. — Вы не понимаете, я же хотел как лучше! Я нашёл демиурга, посмотрите на меня, на мою кожу, она всё может изменить, она всех вас может излечить, она же… — он захлёбывается собственными словами, видимо, получив ещё одну затрещину от невидимого мага-метаморфа. Лавия вдруг резким, отточенным движением — полтора столетия неподвижности, голода и бездействия никак не сказались на её силе и реакции — пинает бывшего союзника ногой, и не ожидавший этого маг оступается — и катится вниз, в образовавшийся после выхода духа-хранителя провал. Разумеется, не падает, останавливается за несколько метров до него и силится подняться, но к этот момент прямо ему на грудь прыгает средних размеров лизар — и вцепляется то ли в нос, то ли в подбородок. Вертимер кричит и отбрасывает тварь воздушной волной, но ей на смену приходит двое других. Двое… трое… десятки и сотни, словно из-под земли возникших тварей наваливаются на уже изрядно покусанного, даже погрызенного окровавленного мага, и через полшага его уже трудно увидеть в гуще извивающихся тел жадно чавкающих рептилий и членистоногих. Ещё миг — и омерзительный живой комок скатывается в чёрную дыру вместе со своей жертвой.
Никто не делает и попытки его спасти.
— Забудьте об этом предателе и безумце! — Девятая как ни в чём ни бывало улыбается. — Он заявлял, что сходил по мне с ума, что ненавидит вас за ваше бездействие, но на самом деле просто завидовал. Тому, что ваши уродства казались ему лучше его собственного. Милостивая Шиару…
Лавия вдруг материализуется передо мной — Тельман обнимает меня защитным жестом, прижимает к себе, но огненная магичка в нашу сторону и не смотрит — всё её внимание поглощено безмолвно взирающим на происходящее духом-хранителем. Лавия склоняет голову и опускается на колени, последние метры преодолевая в этой столь не свойственной ей смиренной позе подчинения.
— Милостивая Шиару, я признаю свою вину и умоляю тебя…
Тельман вздрагивает, а я открываю рот, чтобы закричать — и не успеваю.
Пламя, обжигающее настолько, что кажется ледяным, охватывает нас с Тельманом — и тут же опадает, а представшая моим глазам картина кажется невероятной, невозможной — и в то же время сотую долю шага назад я уже знала, что всё случится именно так. Оказавшаяся поблизости Лавия вскидывает левую руку — ту самую, с сохранившимся острым каменным осколком-лезвием, превращавшим её руку в подобие меча киборга. И это самое лезвие — не менее метра в длину — она с силой втыкает в чернильно-золотой глаз духа-хранителя Криафара.
* * *
Сила Огненной, её пламя, сжигающее, опаляющее дотла, устремляется по каменному острию, и Шиару хрипит, стонет, пятится, падает на спину, пытается стряхнуть охватившее её жадное пламя, густые золотые слёзы катятся из проткнутого глаза по каменной морде — кровь это, сукровица или что-то другое?
Всё остальное тоже происходит почти мгновенно — я не успеваю ни испугаться, ни ужаснуться, ни огорчиться, вообще ничего. Сильнейший порыв ветра, вдавивший меня в Тельмана, предшествует появлению огромной чёрной тени. Шамрейн опускается стремительно, как подбитый истребитель, только без свиста и гудения, во всяком случае, я ничего не слышу. Миг — и тело огненной магички с восторженным и почти мечтательным лицом оказывается перекушенным пополам, перемолотым в пасти разъярённого дракона. Настолько быстро, что никакие тошнотворные физиологические подробности не остаются в моей памяти — кости, мясо, кровь, ничего этого я не вижу, перед глазами словно надувается и лопается огненный шар. Она не кричала — не успела крикнуть, как и я, а может быть, её крик в этот момент был бы криком торжества — не такого ли исхода она и хотела? В тот же момент голова Тельмана бессильно запрокидывается назад, и я, преодолевая собственную слабость, пытаюсь подняться.
