— Тебе страшно? — с любопытством спрашивает Стурма. — Но никто не может, никто не собирается принуждать тебя к чему-то. А ведь так ты сможешь остаться здесь, как ты и хочешь — на самом деле. Обрести силу, какой у тебя никогда бы не было. Свободу.
…да, силы у меня не было. Там, в своём мире, по уши погружённая в его проблемную тревожную суету, будучи единственным и неповторимым демиургом Криафара, я не чувствовала собственного могущества. Здесь я вообще была ничем, липовая королева, заблудившаяся душа в чужом теле. Хочу ли я на самом деле спасать мир, спасать Тельмана, которому я не нужна, хочу ли я вернуться обратно — или обрести свою судьбу?
Может ли быть, что то, что предлагает мне Тианир — и есть моя судьба?
Я трясу головой. Что за бред. Может быть, Нидра воздействует на меня?
"Нет"
Маги смотрят на меня выжидательно, а я чувствую себя загнанной в угол. Я думала, что это мне нужны они, а оказалось — я нужна им.
"Они не знают"
Нидра неподвижна, всё ещё повёрнута к нам спиной. Её голос раздаётся внутри моей головы.
"Почему ты им не сказала?"
"Что толку? Им нельзя говорить"
"Почему?"
"Демиург в созданном им мире лишён магических способностей и почти беспомощен. Но это не означает, что его жизнь, а особенно его смерть нельзя использовать. О демиурге знают. Его ищут"
"Кто?"
Вот теперь мне стало страшно. Чёрт, чёрт, чёрт.
"Я не выдаю своих" — Нидра равнодушно транслирует мне собственные мысли. Спорить с ней бесполезно, да и времени нет.
"Но не ты?"
"От твоей смерти я ничего не выиграю. Месть меня не интересует"
"А чего ты хочешь?"
Слушая шелест мыслей ослепшей и оглохшей после проклятия менталистки, я обвожу взглядом каменную залу. Вертимер возится со своим цветком, Вестос вдыхает запах недоступного для него вина…
— Мне надо подумать, — выдавливаю я, перевожу взгляд на одну из стен и вижу проступающие руны, округлая вязь, напоминающая корейскую письменность. Я знала, что древние жрецы, предшественники служителей, общались с духами-хранителями письменно, но знание этого языка давно утеряно.
А язык остался.
— Думай, — выдыхает Рентос мне в самое ухо.
— Думай, Вирата, — от широкой улыбки Стурмы несколько язвочек лопается, гной стекает по подбородку.
«Думай».
— Я провожу, — говорит Вестос, поднимаясь, от его резкого движения плащ на груди распахивается, и я вижу дыру, огромную, неисцеляемую брешь.
В этот момент мне кажется, что жуткий обряд стильхо не такая уж необходимость для принятия магии.
Просто тот, кто пополнит Совет Девяти должен быть своим в полном смысле этого слова. Что-то безвозвратно утратившим, ощущающим вечную тоску по недостающей части себя самого.
Глава 38. Криафар
Не так уж много информации к размышлению, но я выхожу из Пирамиды… не то что бы ошеломлённая, скорее, нагруженная тяжёлыми мыслями. Мыслями обо всём сразу.
Криафарские маги — безумные существа, стоит ли прислушиваться к их словам? Теперь, когда жар дневного светила усилился многократно, и по лицу заструился пот, сознание самым парадоксальным образом прояснилось.
…как я вообще могла слушать эти бредовые речи про изуверский обряд наполнения магией, про мою судьбу и желание остаться здесь? Немыслимая чушь. А вот то, что Тельмана они ни разу не видели — интересно. Очень и очень интересно. Я даже остановилась, отчего идущий сзади по моим следам Вестос чуть не врезался мне в спину.
А чем Тельман вообще болен? Почему Вират Фортидер не отвёл его к Стурме ещё в раннем детстве? Сам старший король пришёл в себя уже после "открытого дня", и, кажется, к целительнице тоже не обращался, хотя это-то я как раз могу понять. Вират не цепляется за жизнь без любимой супруги или не верит в слабые способности магички, или у них давний конфликт, или он настолько демократичен, что не решился побеспокоить магов вне установленного расписания встреч — ещё одна чушь, но пусть будет так! Но не использовать все шансы, все возможности для излечения собственного ребёнка…
Рем-Таль, стоящий навытяжку между двух камалов, на мгновение изменил своей выдержке и подался мне навстречу, словно пытаясь прочесть по моему лицу результат поездки, за которую мог нехило схлопотать от Тельмана, если тот каким-нибудь образом о ней бы прознал. Впрочем, наверняка предусмотрительный страж продумал заранее какие-то аргументы в свою защиту. Я же предлагала ему всё свалить на меня — так он и свалит. А что сделает Вират со мной… Может быть, ничего не сделает — перед отцом придётся объясняться. Ну, покричит, нагнёт ещё какую-нибудь девицу в качестве мести, а может, даже двух — переживу. Будет противно и обидно, обидно от своей обиды, но — переживу.
— Ужасно жарко, — я знала, что Вестос остался внутри и не может нас подслушать, но внезапно закрутившийся вокруг меня прохладный ветерок красноречиво свидетельствовал о том, что маг воздуха не просто так отпустил меня и забыл. Вряд ли ветер дует со злостными шпионскими намерениями, но ощущение незримого присутствия никак не проходило.
— Разумеется, Вирата, — Рем-Таль тоже никак не прокомментировал природный каприз. — Уже почти что час гнева. Боюсь, нам придётся остаться здесь.
— Слишком долго.
— Разумеется, но боюсь, в ином случае мы попросту не дойдём. Животные не выдержат. А здесь, — он махнул рукой на окаменевшую песочную беседку, — можно переждать жару. Так будет разумнее и безопаснее.
Так было разумнее и безопаснее, но вынужденная стоянка нервировала. Садится прямо на песок не хотелось, стоять на одном месте было трудно. Рем-Таль слабо улыбнулся — или мне только почудилось, как дрогнули уголки его губ? Страж снова похлопал камала, и тот послушно опустился передо мной.
— Устраивайтесь с комфортом, Вирата. Не так уж долго нам ждать, особенно с учётом этого прохладного подарка.
— Он плохо пахнет! — вот уж не знаю, откуда в моём голосе берутся эти капризные интонации маленькой избалованной девочки, которой я никогда, кажется, не была. Возможно, я просто подхватываю невольно предложенную Рем-Талем игру в инфантильную королеву и верного стража, ни с кем другим я такой не становлюсь.
— Просто подумайте о чём-то другом. Отвлекитесь.
— Ну, тогда расскажите мне что-нибудь. Расскажи.
— Что вы хотите?
Я хочу спросить его о Тельмане. О его болезни, о его детстве, о его первой женщине, бросившей юного принца не без участия короля, не желавшего этой связи, и самого Рем-Таля, подкупившего соблазнившего девицу воина. Но вслух говорю совершенно другое:
— Расскажи мне, как был проклят Криафар.
Я знаю эту историю, я сама её сочинила. Но Рем-Таль, его слова, лаконичные, сухие и точные, заставляют меня пережить всё заново, с позиции жителя, а не автора. Я сижу на камале, а Рем-Таль, не боящийся никого и ничего, стоит на песке, прислонившись спиной к своему животному, и говорит о конце света, который я устроила этому миру, чтобы в ином, бесконечно далёком мире кому-то было не скучно скрасить поездку в метро на нелюбимую работу из дома, полного забот и хлопот, чтением ещё одной фантастической книжки о несуществующем и прекрасном.
