Самолёт начал движение в сторону полосы, а потом замер, получая разрешение на взлёт. Пилот заговорил спокойным голосом из динамиков, стюардесса начала рассказывать про кислородные маски, спасательные жилеты и аварийные выходы. Я закрыла глаза, и открыла их только тогда, когда мы уже поднимались над озером. Посмотрев на ровную водную гладь, я невольно улыбнулась, запоминая это зрелище. Когда очертания города скрылись под облаками, я выдохнула в иллюминатор одними губами:
— Je t'aime.
Это была единственная фраза на французском языке, которую я смогла запомнить за эти две недели.
ГЛАВА 12
В этом мире есть время для каждого человека, но оно уходит быстро, заставляя тебя бежать за ним.
Макс Барских
— Сань, ну брось! — заныл на том конце провода Виктор, — Давай оттянемся! Женева, ночные клубы, выпивка, девочки.
— Ты не забыл ли случаем, что у меня сеть клубов по Прибалтике? — я рассмеялся, хотя на самом деле мне было не до веселья.
— Не забыл. Но пора сменить обстановку. Ты из Таллинна уже полгода не вылезаешь.
Я пожал плечами и уставился на телефон. Разве?
— Давай, собирай свои шмотки, и садись на утренний паром. Самолёт в четыре, — не унимался мой приятель.
Я уставился в монитор и в двадцатый раз за день посмотрел на электронный билет.
— Девочки, выпивка, — протянул Виктор, — А? Будет весело. Отметим твой юбилей с размахом.
— Рыженькие будут? — устало спросил я, сворачивая окно с авиабилетом и открывая браузер.
— Обижаешь, будут всякие, — расхохотался мой собеседник, — Хоть нимфы с розовыми волосами. Всё, что захочешь.
На экране ноутбука загорелось окно социальной сети ВКонтакте. Я уставился на фотографию в её профиле и улыбнулся. Эта фотка висит на страничке уже полгода. Она собирается её менять?
Когда я заметил значок Online, оповестивший меня, что она на сайте я обновил страницу. Фотография осталась прежней, только изменился статус.
«Женева, жди! Скоро буду!»
— Уговорил, — быстро сказал я в трубку, — Вылетаю в четыре.
— Отлично, дружище! Ждём!
* * *
Я чуть было не опоздал на рейс, потому что на свою голову решил взять с собой машину и поколесить по городу, чтобы скоротать три часа до самолёта. Если бы я знал, что застряну в пробке, я бы приехал в аэропорт и сидел бы в нём до самого отлёта. Когда машину приняли на парковке аэропорта, мой багаж наконец-то был погружён, билет проверен и меня проводили в салон лайнера к моему месту, я замер, как истукан. Сначала я не узнал хрупкую фигурку, принадлежащую блондинке с короткой стрижкой, в соседнем кресле слева от меня, но, когда она откинула голову на спинку, сомнений не осталось.
Да я просто фартовый, не иначе.
Растянувшись в улыбке, я устроился в пол-оборота к ней, и, когда её величество обратило на меня внимание с круглыми, как блюдца, глазами, я выдал:
— Алиса, рад вас видеть.
Её щёки мгновенно залились румянцем, и видит Бог, я едва сдержал себя в руках, чтобы не наброситься на неё ещё до взлёта. Вот это реакция, да она вся как оголённый провод. Я в буквальном смысле вижу искры, сверкающие вокруг неё.
Окинув её взглядом, я улыбнулся ещё шире, если это вообще было возможно. Она отвернулась. Потом резко повернулась и стала искать глазами стюардессу. Когда миловидная девушка в тёмно-синей форме подошла к нам, Алиса заговорила с ней по-фински. Жаль, что я не понял ни слова.
Стюардесса качнула головой и удалилась, а моя попутчица закрыла лицо рукой. Заметив кольцо на безымянном пальце, я с особым энтузиазмом прокудахтал:
— Поздравляю.
— С чем? — она взвизгнула в своей неповторимой манере, от чего я чуть не застонал.
— Со свадьбой, — ответил я, и улыбка сползла с моего лица.
Она вцепилась в кольцо, как в спасательный круг и зашипела:
— Что ты здесь делаешь?
— Лечу в Женеву. Готов поспорить, что ты делаешь то же самое, — я подмигнул ей, и она покраснела до кончиков белоснежных волос.
Зачем она перекрасилась? Ей так шёл её природный цвет благородной меди.
— Господи, за что мне это? — шепнула она в потолок и я, не выдержав, разразился хохотом.
Она крепко зажмурилась, потом открыла глаза, и снова их закрыла до самого взлёта. Я принялся изучать её исподтишка. Заметив, что костяшки её пальцев побелели, так она схватилась за подлокотники, на меня снизошло озарение: она боится летать. Это так мило. Только она пытается прикинуться мёртвой, когда ей страшно.
Дотронувшись до её руки пальцами, я наклонился и прошептал:
— Алиса, дыши. Всё хорошо.
Готов поспорить, что она не ожидала этого. То, как она заёрзала на кресле, едва не убило меня окончательно. Но ещё больше убивало сидеть рядом, чувствовать её запах, её тепло, которого мне так не хватало, и не иметь возможности прикоснуться к ней нормально. По-настоящему.
— Саша, не надо, пожалуйста, — прошептала она, даже не посмотрев в мою сторону.
Когда она произнесла моё имя так, как больше никто его не произносил, я немного отрезвел. Убрав прядь её, теперь уже коротких, светлых волос за ухо, я спросил:
— Зачем ты подстригла их?
Она уставилась на меня и принялась быстро моргать. Потом с лёгким заиканием она ответила:
— Захотелось.
Вспоминая, как я наматывал её длинные рыжие волосы на кулак, я покачал головой.
— Жаль. Я любил твои волосы.
Она судорожно сглотнула. Когда табло «Пристегнуть ремни» погасло, она привстала и подозвала к себе стюардессу жестом. Я опять ничего не понял, кроме слова «Виски». Окликнув девушку, я попросил принести бутылку Джека Дениэлса и два стакана со льдом. В конце концов, мне и самому не помешает расслабиться.
Увидев, как побледнела Алиса, я радостно выпалил:
— С каких пор ты пьёшь?
— Иди в задницу, — прорычала она.
— Узнаю свою Алису. Тебе, как и прежде, не помешает вымыть рот с мылом.
При слове «свою» она нервно дёрнулась, а потом замерла. Я видел по её лицу, что она усиленно о чём-то думает, но, к сожалению, я не умею читать мысли. Сейчас я бы отдал всю жизнь за то, чтобы узнать хотя бы обрывки, блуждающие в её маленькой симпатичной голове.
Хотя, кого я обманываю. Она не была симпатичной. Она была безумно красивой. Как и прежде.
Есть такое понятие — baby face. Это когда у женщины детское лицо с пухлыми щёчками и губами. Не знаю, кто придумал этот термин, но многие великие мира убили бы за такую мордашку, как у Алисы. Она сама не осознавала всю прелесть своего лица, и, наверное, это хорошо. Потому что тогда мужики штабелями бы ложились у её ног, исполняя любую прихоть. И я был бы в их числе.
