— Как вы думаете, каким образом он выбирал жертв? — спросила Линда.
Фагерберг закашлялся и сунул окурок в пустую чашку из-под кофе, которая стояла на столике.
— Обе эти женщины, — заговорил он, а потом внезапно замялся, словно размышляя, как лучше сформулировать свою мысль.
— Не поймите меня неправильно, — продолжил он. — Но они были, как говорили в те времена, гулящими. Да, мне известно, что сегодня каждая первая и каждая вторая — матери-одиночки. И что сейчас считается в порядке вещей ходить по клубам и приглашать к себе домой мужчин. Но в те времена всё было не так. Обе жертвы частенько бывали в пресловутом ночном клубе — в «Гран Палас». И обе имели привычку знакомиться там с мужчинами. Мы подозревали, что именно в клубе они и познакомились с убийцей. И поскольку мы ни в одном случае не обнаружили следов взлома, предположили, что женщины сами привели его или, по крайней мере, впустили в дом.
— Но, — вклинилась Ханне, до того момента молча делавшая заметки, — ведь выжившая женщина дала показания, в соответствии с которыми убийца появился у неё в спальне глубокой ночью.
Фагерберг скорчил такую гримасу, будто укусил что-то очень горькое.
— Да, так она утверждала. Моё мнение таково, что она, уложив ребёнка спать, побежала веселиться в клуб, а потом привела убийцу с собой. Но в этом она, конечно, не могла признаться. В этом случае её, вероятно, лишили бы родительских прав. В семидесятых социальные службы действовали гораздо жёстче.
В комнате наступила тишина, и Ханне наскоро переглянулась с Линдой.
— В одном из документов я обнаружила упоминание о том, что у вас была теория о проникновении преступника в квартиры жертв через крышу, — сказала Ханне.
Фагерберг на мгновение словно остолбенел, и в его лице проступила жёсткость.
— Чушь. Полная ерунда.
— Но там написано, что…
— Это была теория инспектора Удин, — оборвал её Фагерберг. — Остальные не верили в неё ни секунды. Он что, должен был карабкаться, как альпинист? Или Человек-Паук? Что за чушь! Если окажется, что он проникал в квартиры таким образом, я съем собственную шляпу. Так и запишите!
Ханне чувствовала, как нарастает внутри ощущение дискомфорта. Она всё вспоминала рассказ Ивонн Биллинг и толстые рубцы на её маленьких ладонях. Нет, Ханне совсем не верилось, что Ивонн лгала.
— Но вы проверили эту теорию? — задал вопрос Роббан.
— Разумеется, мы проверили её.
— Каким образом? — поинтересовалась Линда.
Фагерберг протестующе замахал в воздухе костлявой рукой.
— Об этом вы можете прочитать сами. Я не помню. Но ничто не указывало на то, что преступник мог проникнуть к жертвам через крышу.
— В материалах также значится, что в сороковых был выявлен ещё один подозреваемый в убийстве. Некий Биргер фон Бергхоф-Линдер. Почему вы не стали разрабатывать эту линию? — не унималась Линда.
Зрачки Фагерберга сузились.
— Он находился в том районе по служебной необходимости, что подтверждается показаниями его начальства.
— Как вам это стало известно?
— Я разговаривал и с ним самим, и с его шефом.
— Этого не было в отчётах, — сказала Линда.
— Его… положение исключало взятие письменных показаний, — отозвался Фагерберг. — Однако, по слухам, он действительно был жесток, и в конце концов его выперли со службы. Так что он вполне мог быть в этом замешан. Но доказать это было невозможно.
Снова наступила тишина.
— Бритт-Мари Удин, — произнес Роббан. — Как вы считаете, что с ней произошло?
Фагерберг потёр переносицу большим и указательным пальцами одной руки. Крошечные сухие частички кожи полетели вниз, оседая у него на коленях.
— Тогда её исчезновение не показалось никому подозрительным. Она попросила отпуск за свой счёт, к тому же, у неё были проблемы в семье. Своему мужу она написала что-то вроде прощального письма.
— Вот именно, — согласилась Линда. — Но она так и не вернулась, и супруг объявил её пропавшей.
Фагерберг снова замахал рукой.
— Мне всё это известно. Но тогда, когда она пропала, я в любом случае был убеждён, что она просто-напросто решила сбежать от своих неудач на службе и неудавшегося брака.
— Неудач?
Ханне была взволнована. Нигде в материалах расследования не было указаний на то, что у Бритт-Мари могли быть какие-то проблемы. Напротив, все отчеты были составлены и подписаны ею собственноручно. Все документы оформлены очень аккуратно, без типичных ошибок, которые частенько возникали в те времена, когда полиции приходилось использовать упрямые печатные машинки.
Фагерберг глубоко вздохнул, нагнулся вперёд и упёрся локтями в колени.
— С ней была просто беда. Она совсем не подходила для полицейской службы. Не желала исполнять приказы, в общем и целом была чрезвычайно чувствительна и отказывалась быть частью команды, если вы понимаете, о чём я.
Он ненадолго замолчал, по-видимому, в нерешительности. Но потом продолжил:
— И ещё эта проблема с ребятами…
— Ребятами? — переспросил Роббан.
— Ну да, она крутила как минимум с одним из следователей-мужчин, эта милашка Бритт-Мари. С инспектором Рогером Рюбэком. Я лично однажды застукал их, когда они миловались на рабочем месте.
24
На душе у Ханне скребли кошки, когда она покидала принадлежавший Фагербергу уютный таунхаус. Этот тон, которым отставной комиссар говорил о Бритт-Мари Удин, совершенно испортил ей настроение. Фагерберг явно имел цель не только обесценить профессиональные способности Бритт-Мари, но и втоптать её имя в грязь, а Ханне никак не могла взять в толк, зачем. Вот уже одиннадцать лет, как женщина пропала без вести; возможно, она давно мертва. Почему же Фагерберг так о ней отзывается? Этот факт настолько потряс Ханне, что она решила во что бы то ни стало докопаться до истины.
Она вежливо отклонила приглашение присоединиться к Роббану и Лео за обедом и вместо этого устроилась с взятым из дома бутербродом за рабочим столом, чтобы спокойно поразмыслить.
Линда, сидевшая в паре метров от Ханне, помахала в воздухе своим контейнером с салатом.
— Эй! Давай сюда!
Оттолкнувшись ногами, Ханне проехалась по полу в её сторону, не вставая с кресла.
Линда скомкала несколько старых бланков рапортов и отправила их в корзину для бумаг, чтобы освободить место на столе.
Ханне положила свой бутерброд возле Линдиной электрической печатной машинки марки «Фацит».
— Тебе не показалось, что Фагерберг как-то странно отзывался о Бритт-Мари? — спросила она Линду.
— Брюзга. Старая школа, — с набитым ртом проговорила Линда.
