Я жестом попросила тех, кто стоял и кланялся, сесть, а сама
подошла к своему ожерелью. Подняв его с пола, я критически осмотрела его.
— Ты сломал застежку.
Я рассматривала ожерелье еще пару секунд, затем свирепо
глянула на него.
— Ты сломал застежку, сорвав ожерелье с моей шеи, когда мы
бились — но не вследствие моей смерти. Очевидно же.
Я едва вспомнила о схватке с этим парнем прошлой ночью. Он
был одним из многих. Я потеряла его из виду в самый разгар хаоса, но вероятно,
после захвата этого "доказательства", Катрис решила отправить его с
историей.
— Ты выглядишь изумительно, чтобы быть мертвой, моя дорогая,
— сказал Дориан. — Ты должна присоединиться к нам и попробовать соус, который
принесла Ранелль.
Я проигнорировала Дориана по двум причинам: во-первых,
потому что он ожидал этого от меня, и во-вторых, я знала, что не выгляжу
изумительно. Моя одежда грязная и в клочьях, и я получила несколько ран от
прошлой ночной схватки. Судя по рыжей дымке, которую я заметила краешком глаза,
мои волосы вились и торчали, примерно, в ста различных направлениях. День
грозился выдаться жарким, и в своем душном замке я обливалась потом.
— Нет, — выдохнул солдат. — Ты не можешь быть жива. Бэйлор
поклялся, что сам видел как ты упала — он сказал королеве...
— Ребята, может вы прекратите это? — потребовала я,
наклоняясь к его лицу.
После этого, моя стража подошла ближе, но я не беспокоилась.
Этот неудачник ничего бы не сделал, и, кроме того, я смогу за себя постоять.
— Когда же твоя проклятая королева прекратит оборачивать
каждый слух о Дориане или о моей кончине в официальные заявления? Неужели ты
ничего не слышал о законодательном акте Хабеас корпус? А, ладно, не важно.
Конечно, ты не слышал.
— Вообще-то, — встрял Дориан, — я знаю латынь.
— В любом случае, это не сработает, — огрызнулась я на
Рябинового парня. — Даже, если я была бы мертва, это не помешало бы нашим
Королевствам растоптать ваши.
Это вывело его из ступора. Ярость сковала его лицо - ярость
с долей безумного рвения.
— Ты полукровная сука! Ты единственная, кто отравляет нам
существование! Ты, Дубовый король, и все остальные, кто проживает на ваших
проклятых землях. Наша королева могущественна и великолепна! Она уже ведет
переговоры с Осиновым и Ивовым Царствами, чтобы объединиться против вас! Она растопчет
вас и заберет землю, заберет и...
— Можно мне прикончить его? Пожалуйста?
Это была Жасмин. Взгляд её серых глаз умолял меня, и она
наконец-то вытащила свои наушники. То, что могло оказаться подростковым
сарказмом, сказано было на полном серьезе. В такие дни, как эти, я жалела, что
оставила её в Ином мире, а не отправила обратно жить с людьми. Разумеется, еще
не было слишком поздно для школьной реформы.
— Я не убила никого из твоих людей, Эжени. Ты же знаешь это.
Позволь мне сделать что-нибудь с ним. Пожалуйста.
— Он парламентёр, — автоматически ответила Шайя.
Соблюдение протокола было её специальностью.
Дориан повернулся к ней.
— Наплюй на это, женщина! Сколько раз я тебе говорил, чтобы
ты перестала впускать их с дипломатическим иммунитетом. Будь прокляты военные
правила.
Шайя лишь улыбнулась, равнодушно относясь к его насмешливому
негодованию.
— Но он под защитой, — сказала я, внезапно почувствовав себя
опустошенной.
Прошлой ночью сражение — больше напоминающее перестрелку —
между моей армией и армией Катрис закончилось ничьей. Это настолько
расстраивало, что гибель людей с обоих сторон казалась совершенно
бессмысленной. Я подозвала некоторых из моих стражников вперед.
— Выпроводите его отсюда. Подсадите его на лошадь, и не
давайте ему с собой никакой воды. Будем надеется, что дороги будут благосклонны
к нему сегодня.
Стражники покорно поклонились, а я тем временем повернулась
к человеку Катрис.
— А еще дай знать Катрис, что она тратит впустую свое время,
независимо от того, как часто она хочет утверждать, что убила меня — даже если
она управляет этим. Мы все еще собираемся довести эту войну до конца, и она
будет той, кто потерпит поражение. Она в меньшинстве и ограничена запасами. Она
начала эту борьбу в личных целях, и никто не придет к ней на помощь. Скажи ей,
что если она беспрекословно сдастся, то тогда, возможно, мы будем милосердны.
Солдат Роуэн взглянул на меня, его злоба была вполне
ощутима, но ответа не последовало. Лучшее, что он смог предпринять, так это
плюнуть на землю до того, как стражники увели его прочь. С очередным вздохом, я
повернулась и взглянула на обеденный стол. Они уже принесли стул для меня.
— Здесь есть тосты? — спросила я, устало опускаясь на стул.
Тосты не были обычным пунктом в меню джентри, но слуги уже
привыкли к моим человеческим предпочтениям. Они все еще не могли сделать
приличной текилы, а о Поп-Тартс и речи быть не могло. Но тосты? Тосты были в
приделах их возможностей. Кто-то передал мне корзинку с тостами, и все продолжили
есть спокойно. Ну, или почти все. Ранелль смотрела на нас, как на сумасшедших,
и я могла её понять.
— Как вы можете быть настолько спокойными? — воскликнула
она. — Еще бы чуть-чуть и этот человек… и вы…
Она взглянула на меня с изумлением.
— Прошу прощения, Ваше величество, но ваше одеяние... вы
явно были в бою. И все же, вы здесь, сидите как ни в чем ни бывало, словно все
это совершенно обыденно.
Я одарила её добродушным взглядом, не желая обидеть наших
гостей или хотя бы показать намек на это. Я всего лишь сказала Рябиновому
солдату, что его королева никогда не найдет никаких союзников, но его
комментарий на счет её переговоров с Осиновым и Ивовым Царствами не остался
незамеченным. Мы оба, я и Катрис, боролись за союзников на этой войне. Дориан
был моим союзником, тем самым давая мне численное преимущество прямо сейчас, и
мне не хотелось бы рисковать этим.
Дориан поймал мой взгляд и одарил меня одной из тех своих
маленьких, кратких улыбок. Его улыбка согревала меня, облегчала то небольшое
расстройство, которое я испытывала. Бывают дни, когда он был тем, на которого я
могла положиться во всей этой войне, в которую я так неосторожно вляпалась. Я никогда
не хотела этого. Я так же никогда не хотела быть королевой умирающего королевства,
вынуждающего меня делить свое время между этим миром и моей человеческой жизнью
в Тусоне. И конечно же, мне не хотелось быть в центре пророчества, которое
гласит, что я рожу завоевателя человеческого, пророчества, из-за которого сын
Катрис меня изнасиловал. Дориан убил его за это, и я ни капельки не жалею,
пускай ненавижу каждый день войны, последовавший за этим убийством.
Разумеется, я не могла рассказать Ранелль ничего из этого. Я
хотела отправить её обратно в её земли с представлениями о нашей силе и
непоколебимости, чтобы её король думал, что объединение с нами достаточно
разумный ход. Даже блестящий ход. Я не могла рассказать Ранелль о своих
страхах. Я не могла рассказать ей, как больно видеть беженцев, появляющихся в
моем замке, бедных просителей, чьи дома были разрушены войной. Я не могла
рассказать ей, что мы с Дорианом по очереди посещали армии и сражались с ними —
и как в те ночи, тот, кто не сражается, никогда не спит. И несмотря на его легкомысленность,
я знала, что в Дориане зародилась капелька страха от заявления солдата из
Рябинового Царства. Катрис всегда старалась подорвать в нас силу духа. Мы оба —
и Дориан, и я — боялись, что однажды, один из ее герольдов скажет правду. От
этого хотелось сбежать с ним прямо здесь и сейчас, убежать ото всего этого
далеко-далеко и просто закутаться в его объятия.
