В холодильнике завалялся кусок сала и засохший сыр. Хлеб, понятное дело, заплесневел, но я вынул из морозилки питу и сунул в микроволновку. Она оторвалась наконец от чашки и обернулась ко мне.
– Не веришь? Он правда мой отец. У меня метрика есть.
– Покажи.
– Я ее с собой не взяла.
– А по паспорту ты кто?
– Остапенко. Маму так зовут. Остапенко Валентина Павловна.
– А тебя как зовут? Зина?
– А пита нагрелась уже? На самом деле Люся. Но мне Рогнеда больше нравится.
Все-таки Люся. Уже легче.
Я поставил на стол питу и все остальное, и она тут же энергично стала заталкивать в питу сыр. Сало, правда, отодвинула:
– Этого не надо. Я веганка.
– Чего?
– Ну, мяса не ем. Принципиально. Животных не ем.
Я не сказал ей, что большинство сыров сквашивают сычугом. И что вообще корова начинает давать молоко после того, как пустят под нож ее первенца.
– А зелени нет? Или помидора?
Я вроде помнил, что помидор был, по крайней мере один, но мне было лень его искать.
– Ладно, – сказала она, – завтра купим.
Это мне не понравилось.
– Ты вообще где остановилась?
– Нигде, – сказала она, – ночевала на вокзале. В зале ожидания, там не гоняют.
Я подумал, что дело близится к ночи. Это мне не понравилось.
– Откуда ты узнала? Про встречу родственников.
Она наклонилась и стала рыться в рюкзаке. Вытащила черное, чудовищно разбухшее, подозреваю, что косметичку, потом бумажник, тоже черный, потертый, оттуда сложенную вчетверо газетную вырезку:
– Вот.
ЧЕМ РОДНЕЙ, ТЕМ КРЕПЧЕ!
Даже переехав в дальний южный город, наш бывший земляк не перестает искать свои корни. Более двадцати человек соберутся в ресторане приморского отеля «Жемчужина», чтобы познакомиться друг с другом на обеде, который будет дан в их собственную честь.
Тимофеевы, Доброхотовы, Блинкины – что объединяет этих людей?
Корни.
«Нет ничего важнее родных людей, – говорит предприниматель Сергей Сметанкин, – это единственный капитал, который не обесценивается». Всего лишь несколько месяцев назад он уехал из нашего города, но даже на новом месте он нашел родню…
«Я горжусь новым родственником, – говорит новый земляк энтузиаста, бывший главный технолог Института пищепромавтоматики, персональный пенсионер Александр Яковлевич Блинкин. – Только настоящий человек может добиться всего своими руками…»
С каких это пор папа персональный пенсионер? И главный технолог?
– Ясно. – Я аккуратно сложил заметку и отдал ей.
– Так я вас и нашла, Блинкиных, – сказала Люся – Рогнеда. – Смешная фамилия. И искать легко. Тимофеевых и Доброхотовых много. Только по указанному адресу твой папа живет. А ты нет. Он сказал…
– Я примерно представляю себе, что он сказал.
Это ничтожество, сказал папа…
– Сказал, что ты известный писатель и на даче живешь, и адрес дал. И телефон. Я хотела позвонить, только у меня мобила села. И вообще. А ты почему ничего не ешь?
– Сказал же, не хочу.
– Тогда еще вот это съем, ладно? Сало все равно останется. И чаю. Сиди, сама налью.
Я смотрел, как она уверенно хозяйничает у кухонного столика. У нее была узкая треугольная спина, узкая талия, подчеркнутая юбкой-колоколом, из-под юбки торчали тощие лодыжки в этих ее огромных ботинках.
Наверное, ей все-таки не больше семнадцати – в этом возрасте едят много, и все куда-то девается.
Она вернулась к столу, чай она налила себе щедро, до краев, он выплескивался на блюдечко. Накормить ее и выставить за дверь? При одной мысли, что через полчаса ее здесь не будет, я ощутил облегчение.
– Я обломала тебе весь кайф, да? Извини, просто хотела, чтобы этот твой ушел, а то бы ты меня не впустил, наверное. Он не сильно обиделся?
– Что?
– Ну, партнер твой.
Я ощутил, что краска ползет по шее вверх, заливая скулы и виски.
– Это сосед. Вон там живет. Просто… решил проводить меня – на всякий случай. Я же не знал, кто на крыльце сидит. А вдруг бандит какой-нибудь.
– Да? – Она заглянула в чашку. – А мне показалось… ну, бывает, знаешь, видно, когда близкие люди…
– Он никакой не близкий, так, знакомый.
Она пожала острыми плечами – мол, как хочешь. Плечи казались ненатурально угловатыми, наверняка эти, как там они называются, подплечники? На ней слишком много всего надето, мои сверстницы в ее возрасте старались одеваться по минимуму, чтобы все на виду. Сейчас для молодых девушек выгодная демографическая ситуация, что ли, а нашим приходилось показывать товар лицом? Или просто все идет по кругу, каждое новое поколение женщин делает все, чтобы не походить на своих мам. Еще бы, мама зануда и жизнь у нее не удалась, а у дочки все будет по-другому, как надо. Интересно, на ней чулки или колготки? По идее должны быть чулки – черные, с кружевом. Все время думаю не о том, вот зараза!
– Ну, так. – Она отставила чашку и, наклонившись, стала рыться в своей сумке. На пол выпал черный комок, распался на черные кружевные трусики и черную комбинацию, она без всякого стеснения расправила комбинацию ладонью, разложив на коленях. – А помыться у тебя где можно?
Я указал подбородком в сторону ванной, онемев от такой наглости.
– Тогда я пошла. Ты же сейчас мыться не собираешься?
Она, не дожидаясь ответа, вскочила, подхватила свои тряпки и разбухшую косметичку и направилась вглубь дома. Какое-то время я сидел на стуле, уставясь в одну точку, потом встал, собрал со стола и понес посуду к раковине. На ободке чашки остался след темной губной помады – точно она, перед тем как пить чай, ела сажу. Меня замутило.
В ванной шумела вода.
* * *
По стеклу ползли капли, они казались светлее, чем стекло и небо за ним. Я проснулся в паршивом настроении и первые несколько секунд не помнил почему – может, снилось что-то такое? Потом вспомнил.
Обычно я бреду в сортир в одних трусах, но тут натянул треники и лишь потом вышел в гостиную.
На столе лежала щетка для волос, рядом – опрокинувшаяся набок косметичка, из нее на клеенку высыпались баллончики с тушью и помадой, еще какие-то тюбики, потолще и поуже, никогда не понимал, зачем им столько всякого?
В ванной шумела вода.
На самом деле там, в ванной, не ванна, а душевая кабинка, на западный манер, унитаз и умывальник, где на полочке стоит моя зубная щетка. Все, что нужно человеку утром.
Я потоптался у закрытой двери, потом не выдержал и постучал.
