– Давай, Вася, – сказал я и тоже вздохнул.
– В общем, у нас был такой крутой в девяностых. Сильный человек. Его так и звали – Царь. Держал несколько десятков точек на районе.
– Это где?
– В Томске же. Очень сильный был, все уважали. А тут приехали чужаки, из Хакасии. И начали на него давить – отдай бизнес. Он уже к сыну в институт телохранителей, к дочкам, они в гимназии учились, телохранителей, «мерс» с бронированными стеклами прямо к школьному крыльцу, потом вообще учителей на дом стал звать, так еще и в прихожей поставил металлоискатель, обыскивал. Но хакасы эти давят, давят, Царь уж извелся весь, везде ему киллеры с глушителем мерещатся. Наконец дошел до края, говорит, ладно, давай на стрелку, мол, чтобы все как у людей. А у этих пришлых, хакасов этих, был такой Гагуа. Здоровенный мужик, он на заказ себе все шил, такой здоровый. И они его, значит, всегда возят с собой и говорят – хотите дело решить миром, вот пускай кто-то из ваших против нашего Гагуи выйдет… если живым уйдет, ваш бизнес. Положит Гагую, еще отступного дадим. Вас не тронем, никого не тронем, сами уйдем, слушай.
– Хакасы?
– Ну, предположим. На самом деле не хакасы они были, если честно. Они из Биробиджана были. Ты дальше слушай. Тут еще какое дело, покровительствовал ему вроде один из мэрии, Царь ему отваливал какой-то процент с доходов. Но когда до разборок дошло, этот, из мэрии, вмешиваться не стал, к тому ж Царь обнаглел вроде и процент урезал, но это я не к тому. Но тут Царь все же собрался, идет к этому, из мэрии, на прием, высиживает в приемной, значит, секретутка не пускает его, говорит, Самуил Ильич занят. Занят он, как же! Наконец прорывается Царь к нему, а тот и говорит – разбирайся сам. Сучара такая. Он же сам его фактически спонсировал, Царя, начальный капитал дал… Царь от тоски в запой ушел. Сидит, значит, «хеннесси» квасит, как вот мы сейчас. И тут просится кто-то к нему на прием, а холуи не пускают. Он и говорит, пустите, мол, все равно пропадать, так хоть выпить с кем будет, не с вами же, уродами, пить. И входит, значит, на его секретную хату пацан, он у Царя на точке работал. Простым продавцом, посменно, и говорит – тут у вас толковище намечается, давай я, что ли, пойду. А Царь, хотя бабу имел и сына с дочками, надо сказать, мальчиками не брезговал, а этот красивый был, хрупкий, тоненький. На скрипочку учился. Царь на него смотрит, говорит, ну куда ты против этого Гагуи пойдешь? Он же карате владеет, Гагуа…
– А мальчика звали Додик, – сказал я.
Он вытаращился на меня:
– Откуда ты знаешь?
– За кого ты меня держишь? – спросил я. – За лоха позорного?
Он помолчал, сосредоточенно наморщив лоб, потом разлил по бокалам остатки коньяка.
– Мудак ты, а не писатель, – сказал он горько, – настоящий писатель за такую тему сразу бы ухватился.
– Юзаная тема, брат. Тыщи лет как юзаная.
– Ты ничего не понимаешь. Это было библейское время. Библейское! Это были битвы королей. Как это… И они убили всех мочащихся к стене. Мужиков, то есть. Только ты лопухнулся, брат, его не Додик звали. Его звали Деня. Денис.
– Но он потом возглавил дело? – примирительно спросил я.
– Да, и Царя спихнул. На Царя в мэрии зуб имелся, говорю же, конченый был Царь. Совсем свихнулся под конец. Своих давить начал. Не будешь писать?
– Подумаю, – сказал я, – тема хорошая. Подумаю. Ты мне визитку оставь.
И впрямь, подумал я, битвы королей. Златые цепи, малиновые пиджаки. Пурпур и виссон. И кедр ливанский. И умер Саул, и три сына его, и весь дом его вместе с ним умер.
– Вон того мужичка видишь, брат? – Я кивнул в сторону родственника Вити, Ритиного мужа, который стоял рядом с могучей тетей Лизой, втянув голову в плечи и растерянно улыбаясь. Свет тысячи солнц играл на его лысине.
– Ну? – спросил Вася. Похоже, это тоже у нас семейное.
– Помочь ему надо. Наехал на него кто-то. Вообще-то, он мудак, сам видишь.
– Ну, – сказал Вася.
– Но родственник же. Ты бы поговорил с этими, брат, которые на него наехали. Может, миром уладить как-то?
– Поможем, – сказал Вася, – поговорим.
Он поставил бокал на столик и повернулся к несчастному Вите. Теперь у Вити, Риточкиного мужа, будет крутой родственник. Башня Ливанская, а не родственник. Витя его не заслужил.
– Спасибо тебе, брат, – сказал я ему в широкую спину.
Рогнеды по-прежнему не было видно. Так сюда рвалась, а теперь бродит хрен знает где.
Мне было одиноко. Столько Скульских, столько Тимофеевых и Доброхотовых, а мне одиноко.
Родственники прекратили броуновское движение. Атомы слиплись в молекулы. По сродству, как и положено. Свои нашли своих.
На небольшой эстраде в дальнем конце зала играли живые музыканты – что-то ностальгическое, что-то из старых кинофильмов. Все вместе походило на чудовищную декорацию, фальшак: словно снимался малобюджетный фильм, не артхаус, а так, сериальчик.
Может, думал я печально, наблюдая, как поднимаются цепочкой и лопаются пузырьки шампанского в последнем наличном бокале, «Палас-отель» этот не зря напоминает летающую тарелку? Может, он и есть замаскированная летающая тарелка. Ну вот, им, пришельцам, надо собрать образцы человеческой расы, они ставят свой космический аппарат у моря, маскируют его под ресторан, инструктируют резидента Сметанкина, он внедряется в социум, собирает фальшивых родственников, в самый патетический момент, когда родственники входят в зал с накрытыми столами, за ними захлопываются двери, перегрузка вдавливает всех в сиденья стульев, и…
Я тоже, получается, пришелец, что ли? Или нет, я несчастный доверчивый землянин в ментальном плену у инопланетных захватчиков. А вот Сметанкин – никакой не Сметанкин, он на самом деле черно-зеленый инопланетный монстр. А что, по-моему, вполне логично получается. А сейчас их миссия выполнена, бояться им нечего, и я вот-вот увижу все в истинном свете. Всю эту венерианскую мразь.
Я зажмурил глаза. Вот открою глаза, освободившись от ментального контроля, а между гостями ходят мокрые блестящие монстры.
Но когда открыл, то в остром свете белых ламп передо мной, как розовый воздушный шарик, маячило, всплывая и покачиваясь, очередное незнакомое лицо. Еще один родственник.
– Вы кто? – спросил я. – Тимофеев или Доброхотов?
– Я Цыдыпов, – сказало лицо, – Иван Доржович Цыдыпов.
– Тоже родственник?
Вроде никаких Цыдыповых я Сметанкину не измышлял.
– Нет. – Он вздохнул и переместился. Теперь он стоял рядом со мной, я видел аккуратно подстриженный черный висок и большое азиатское ухо. Точно, не мой родственник.
– Тогда кто?
– Видите ли, – сказал Цыдыпов, – все достаточно сложно. Ваша прапрабабушка, урожденная Скульская, вторично вышла замуж.
– Да, – согласился я и покачал бокалом, отчего пузырьки в нем забегали быстрее, – за профессора географии. Хржановского.
