Сегодня с утра Гиви раздражало все: и сырой песок, и море, а больше всего сам он – Гиви Месопотамишвили собственной персоной. Ноги, если смотреть на них сверху, казались коротковатыми и кривоватыми – известный оптический эффект, применительно к другим деталям отмеченный еще Хемингуэем. Но Гиви Хемингуэем не увлекался, про оптический эффект не знал и потому расстраивался постоянно. Как поглядит на себя, так и расстроится.
И занес же его черт на нудистский пляж!
Нет, во-первых, он спустился с крутоватого обрыва именно на этот клочок берега, потому что спонтанно решил искупаться, но стеснялся семейных трусов в мелкий цветочек; во-вторых, понадеялся, что сможет полюбоваться на голых, подрумяненных солнцем блондинок. Но блондинок не было, – может, эта разновидность человечества особенно чувствительна к холоду? Если честно, то женщин вообще не было, если не считать престарелой усатой брюнетки, живописно драпирующейся в полотенце. Имелось несколько голых особей мужского полу, которые, выложив из смуглых тел морскую звезду, резались в карты.
Волна вновь зашипела. Точно рассерженная кошка. Она явно имела что-то против Гиви.
Гиви вновь поджал пальцы и отступил еще на шаг.
Ему казалось, что все на него смотрят.
Но волна догнала и укусила его за пятку. Она была мокрая. И холодная.
Гиви почесал ступней о щиколотку и сделал вид, что вовсе не собирался купаться. Так, посмотреть подходил.
Море было чуть подернуто вялотекущей дымкой, в которой далеко-далеко, между небом и землей, висел белый теплоход. За ним тянулась полоска густого фиолетового тумана, постепенно растворяясь в окружающей среде.
Гиви вздохнул. Ему захотелось оказаться на палубе этого теплохода. Чтобы сидеть в шезлонге на палубе. И желательно не в шортах, а в штанах. Потому что в шортах он, Гиви, не смотрится. И штаны пусть будут белые. И не совсем в обтяжку. И чтобы прихлебывать холодное пиво. Какое-то время Гиви колебался между запотевшей тяжелой кружкой и легким бокалом с торчащей из него соломинкой, но потом решил вопрос в пользу пива.
И чтобы рядом сидели загорелые блондинки. Ну хотя бы одна. И в бикини. И пусть она будет похожа на Аллу Кучеренко. Красивую, бело-розовую, которую Гиви понапрасну повстречал на какой-то питерской пьянке – семиотиков, что ли. Да, вроде семиотиков. Сам он попал туда совершенно случайно и жалел, что попал. Там говорили об умном. Он и не знал, что девушка может так говорить об умном. Но эта могла. Ступни у нее были маленькие, щиколотки сухие, и все остальное – как надо. Она ему понравилась. А он ей – нет.
Жаль, что он так и не удосужился толком выяснить, что такое «семиотика».
– Вот он!
Гиви не обернулся. Он был не местный и никого тут не знал.
– Ах ты, сукин кот! – нежно произнес голос. – Ах ты, паршивый сукин кот!
Голос, прежде смягченный расстоянием, звучал совсем рядом. Буквально над ухом.
– Я его по всему Ланжерону ищу, а он вон где, с голубыми заигрывает, – укоризненно продолжал голос. – Одевайся, несчастье!
Гиви втянул голову в плечи. Обернуться он стеснялся, потому что стеснялся.
– Мишка там уже землю роет. Да шевелись же, тебе говорю! Миша! Шендерович! Я его нашла! Эту, извиняюсь, ошибку природы.
Гиви почувствовал, как у него краснеют уши. И обернулся.
Она была не в бикини, как мечталось Гиви, а, что нехарактерно для пляжа, в кофточке с глубоким вырезом и юбке до щиколоток. Щиколотки были тонкие, и все остальное – как надо. Гиви начал гадать, как она умудрилась так быстро удрать с воображаемого парохода, но потом плюнул и гадать перестал. Махнул рукой – фигурально выражаясь, поскольку обе руки были заняты: он судорожно сжимал вокруг тощих бедер новенькое махровое полотенце с надписью: «Ай лав ю, Одесса». Полотенце Гиви купил по дороге на пляж.
– Блин! – сказала Неалка.
– Пардон! – сказал Гиви.
Неалка поглядела на него, потом на широкоплечего красавца в шортах, который, ладно перебирая сильными ногами, спускался по тропинке.
– Миша! Отбой! – крикнула Неалка. – Не спеши! Шею сломаешь, и совершенно зря. Это не он!
Но красавец уже ступил на песок и теперь приближался к Гиви, укоризненно покачивая головой.
И ему я не понравился, подумал Гиви.
– Ты не Ставраки, – мрачно сказал широкоплечий красавец.
– Нет, – покорно согласился Гиви.
– А где Ставраки? – Красавец был по-прежнему мрачен. Он глядел на Гиви так, словно тот только что вот этими руками закопал труп Ставраки в песке.
– Откуда я знаю? – честно ответил Гиви.
– У него слабая голова, у твоего Яни, – строго сказала Неалка, – сразу же видно!
Гиви, который втянул было голову в плечи, вновь осторожно ее выпростал, поскольку понял, что это относится не к нему.
– Он залег на дно, – нежным жемчужным голосом продолжала излагать Неалка. – С той рыжей змееженщиной, которую вы подцепили в «Жемчужине». И где теперь его искать?
– Паспорт его у тебя? – флегматично осведомился красавец. – У тебя! Так он без паспорта далеко не уйдет.
– Это еще почему? – удивилась Неалка. – Уйдет. Зачем ему сейчас паспорт? Он же не в загс ее вести собирается. Пить меньше надо, вот что!
– А кто нас в «Жемчужину» затащил? Ты ж и затащила. А кто эту корову за наш столик пригласил? Ты и пригласила.
– Так это ж вчера было!
– А ему и на сегодня хватило, – мрачно заключил Шендерович. И, уже повернувшись к Гиви, который прыгал на одной ноге, пытаясь влезть в брюки: – Прости друг. Обознались мы. Уж больно ты на Яни похож. Такое, понимаешь, дело…
– Понимаю, – вежливо кивнул Гиви, потерял равновесие и промахнулся ногой. – Пропал ваш Янаки.
– Ставраки, – аккуратно поправил Шендерович. Он отошел на два шага и, заложив руки за спину и склонив голову набок, рассматривал Гиви, словно собирался писать его портрет; Гиви даже стало неловко. – Впрочем, – неожиданно заключил Шендерович, – какая разница? Пошли, друг. Пива выпьешь?
– Миша! – забеспокоилась Неалка. – Может, хватит? Теплоход…
– А! – отмахнулся Шендерович. – Отплавались!
Он развернулся и направился к ларьку, уныло приткнувшемуся в зарослях бурьяна. Гиви с завистью смотрел ему вслед – ноги у Шендеровича были стройные, длинные и загорелые.
– Тогда и мне возьми! – крикнула Неалка ему вслед.
– Пропало! – Шендерович щелчком большого пальца открыл бутылку и присосался к ней, обильно поливая пивом мускулистую грудь. – Все пропало! Билеты сгорели! Причем, заметь, туда и обратно. Горит… все горит! Я вас спрашиваю – это бизнес?
– Нет, – булькнул Гиви, – это не бизнес.
Ему очень хотелось угодить Шендеровичу.
