– Пойду я, – сказала она, ни к кому конкретно не обращаясь, – вы уж тут сами…
И боком вышла из двери, которая тоже только притворялась дверью, потому что не открывалась, как всякой порядочной двери положено, а ходила в пазах.
Шендерович задумчиво смотрел ей вслед.
– Во-во! – В голосе Шендеровича прозвучало странное удовлетворение. Он задумчиво оглядел пустую каюту и тоже вздохнул.
Гиви мрачно поглядел на него.
– Что я делаю на корабле? – сухо спросил он.
– Плывешь, – рассудительно ответил Шендерович.
– Куда плыву? – забеспокоился Гиви.
– В Турцию.
– Зачэм в Турцию? – У Гиви вдруг прорезался совершенно карикатурный акцент. Откуда, уныло думал он, уставившись на корявые большие пальцы ног, сроду же не было. От потрясения, что ли? – Какая Турция, слушай?
– Челночим мы с тобой, – пояснил Шендерович. – Пару дней туда, сутки в Стамбуле, пару дней обратно. Подумаешь, делов-то – в Турцию сплавать. Да не волнуйся ты так, смотреть же страшно. Пойдем сейчас позавтракаем, нарзанчику выпьем, на палубе посидим, позагораем, на девок посмотрим. Чем плохо?
– В шезлонгах посидим? – оживился Гиви.
– А то…
Гиви продолжал глядеть на него исподлобья.
– Слушай, – шепотом спросил он наконец, – я правда Ставраки, а?
Шендерович пожал плечами.
– На время, – сказал он, – только до Одесской таможни. Товар привезем, и ты опять будешь Гиви… как там тебя дальше?
– Месопотамишвили, – застенчиво сказал Гиви.
– Во! Опять Меспопотами… швили… Я ж говорю, на пару деньков. Ставраки, сука, загулял, с концами свалил, а теплоход уже, блин, дудит, билеты не сдашь – потеря пятьдесят процентов, а то и все семьдесят, а у меня у самого проценты тикают, да за перевес, суки, сдерут больше, чем весь товар стоит, – квота у них. А так на троих разбросаем. Потом – мы бы с Алкой вдвоем сколько бы вывезли – по полторы на рыло, а с тобой уже, считай, почти пять. Со Ставраки, вернее… – Он мрачно поглядел на внушительные кулаки. – Гад он, этот Яни, вот что я тебе скажу. Так людей подвести! Не подвернись ты, уж не знаю, что бы и делали. Хорошо, паспорт у него я еще тогда отобрал, когда он по пьяни в фонтан ресторанный полез плескаться, а билеты все у Алки были.
– Я что, – ужаснулся Гиви, – по чужому паспорту еду?
– Кто сейчас на это смотрит, – успокоил Шендерович, – тем более что ты один к одному эта сволочь Яни. – Он наклонился к Гиви. – Ну чем плохо – задарма в Турцию прокатиться? Целые сутки в Стамбуле, и даже не на свой паспорт. Гуляй не хочу! Девок снимай, кути – все оплачиваю! В пределах разумного, конечно! Или нет – бабки выдам, на них гуляй! Сотню баксов выдам – на них в Турции можно неделю в гареме султана резвиться… плюс десять процентов с дохода.
– Дэсять?! – Гиви слушал себя с омерзением.
– Ну хорошо, – торопливо согласился Шендерович, – пятнадцать.
– Дорожные расходы особо.
– Дорожные особо, – Шендерович дал роскошную отмашку, – чего уж там.
Гиви вздохнул. Ему хотелось свернуть Шендеровичу могучую шею. Да если б он, Шендерович, поговорил с ним, с Гиви, по-человечески: так, мол, и так, друг Гиви, помоги, позарез нужно, век буду… разве он, Гиви, отказал бы? Не отказал бы! А тут – напоили, погрузили, как бревно бессловесное, и не в насилии дело, не в произволе – в обмане. Нельзя друга обманывать. С которым до этого мешал водку с пивом, которого хлопал по плечу, которому говорил: «Хороший ты мужик, брат Гиви!» Теперь Гиви все это вспомнил. Так не помнил, а сейчас – вспомнил. Нехорошо это… не по-мужски. Не по-дружески, в конце концов!
Так Гиви и хотел сказать Шендеровичу, взять вот и сказать, что` он, Гиви, о нем, о Шендеровиче, думает, но тут дверь каюты вновь поехала вбок, и в проеме появилась Неалка, свежая, бело-розовая, светлые волосы заколоты зубчатой пластиковой бабочкой.
– Мальчики! – сказала Неалка, блеснув белыми зубами и ласково кивнув персонально Гиви. – Мальчики! Кушать.
– Пошли, друг Яни! – Шендерович положил Гиви на плечо тяжелую ладонь. – Пошли порубаем. Сразу полегчает. Шкары только не забудь.
– А? – рассеянно переспросил Гиви.
– Ботинки, говорю, надень. Некультурно оно как-то…
– А-а… – сказал Гиви.
* * *
– Минералки я тебе сейчас! Минералочки! – заботился Шендерович.
Гиви равнодушно кивнул.
Хорошо было кругом… мирно. По залу бойко курсировали молоденькие официантки, в панорамные окна лился перламутровый свет моря, чайки с криком метались над волнами в наглом ожидании пищевых отходов.
Рядом сидела Неалка, энергично управляясь с салатом. Второй соседкой оказалась давешняя баба из их каюты. Время от времени она подозрительно косилась на Гиви. Стул свой она явно старалась отодвинуть как можно дальше – насколько позволяла круглая форма стола. Зато Неалка сидела к Гиви вплотную и пару раз прижалась к нему крутым бедром. Компенсация за причиненные неудобства, цинично думал Гиви – дураком он не был. Циником, впрочем, тоже. Просто надругались над ним с особым цинизмом – и красавец Шендерович, и Неалка эта… Им, значит, можно, а ему, Гиви, нельзя?
– Слушай, – он обернулся к Неалке, которая нагло взглянула ему в глаза, – а тебя-то как зовут?
– Так мы ж вчера на брудершафт с тобой пили. – Она не отводила простодушного светлого взгляда.
– Не помню, – сухо сказал Гиви.
– Алла, – представилась Неалка. – Можно – Алка.
– Кучеренко? – с ужасом переспросил Гиви, поскольку мир опять утрачивал реальность.
– Почему – Кучеренко? Колесниченко.
– Ну, – великодушно разрешил Гиви, – пускай.
– Знакомьтесь! – Шендерович вытянул длинную руку, обнял Алку, заодно прихватив и Гиви и притиснув их друг к другу. – Это, друг Яни, наш переводчик и гид. Она диссертацию пишет, представляешь? По трюкологии.
– Тюркологии, – поправила Алка, бесстыдно прижимаясь одновременно к Гиви и Шендеровичу.
А та компартивистикой занималась, уныло подумал Гиви. Что это они как сговорились.
– Но вообще я, скорее, к арабистике склоняюсь. Тюркология – это не мое. Так, Гумилев попутал.
– Чего ж челночишь? – упрекнул ее Гиви.
– А Мишка попросил!
– Ты кушай, кушай, друг Яни! – продолжал беспокоиться Шендерович. – Может, пивка?
– Ну уж нет!
– А я бы выпил! Девушка, милая…
– Оклемался? – Тетка напротив глядела то на Шендеровича, то на Гиви с испуганной надеждой.
– А то! – сказал Шендерович, накладывая себе на тарелку гору пестрого салата. – Я ж говорю, он в норме. Водку только с пивом ему нельзя, а так – в полной норме.
