Он вновь повернулся к ней спиной, подставив ей кисти, и почувствовал прикосновение к коже холодного лезвия. Он поерзал веревкой, чувствуя, как она поддается и распадается надвое, руки у него освободились, и он, обернувшись к Инне, перехватил нож и стал торопливо резать путы на ногах, у себя и у нее, не обращая внимания на то, что кисти рук слушались плохо, а пальцы были как чужие. Нож пришлось зажать в горсти. Иначе не получалось.
Когда он вскочил на ноги, он понял, что все кончено: пряничный домик пылал, охваченный красным языкатым огнем, окошки моргали красным, хозяйки нигде не было видно, а на пороге горящего дома стоял гигантский псоглавец, и девочка Люба болталась у него в руках, точно тряпичная кукла.
Сжимая нож в руках, он прыгнул вперед и, прежде чем псоглавец успел освободить руки, ударил его ножом в то место, где собачья голова переходила в человечьи плечи. Нож прошел мягкое и уперся в твердое.
Кровь брызнула на него тугой узкой струей, заляпав футболку.
– Идиот, – сказал псоглавец и начал медленно падать, роняя девочку.
Женщина в белой рубахе кинулась на него, ее скрюченные пальцы тянулись ему в глаза, он пытался ухватить ее за запястья и не мог, тогда он дернул головой, ногти скользнули ему по щекам, прочертив кровавые борозды.
Он пытался оторвать ее от себя, но она висела на нем, как куль с картошкой, совсем рядом он видел ее страшное оскаленное лицо, зубы блестели в неверном свете пожара.
Вдруг она обмякла и ушла вниз; совсем рядом он увидел поросшую шерстью морду; в когтистой руке псоглавец держал дубину. Он попытался схватить нож, который выронил, защищаясь от женщины, но псоглавец наступил на рукоятку огромной когтистой ногой.
– И не пытайся, – сказал псоглавец.
Слова вылетали из пасти вместе с горячим смрадным дыханием.
– Иди, – псоглавец подтолкнул его лапой, – иди вперед.
Псоглавец был на голову выше и гораздо шире в плечах.
Он попробовал вырваться, но псоглавец стиснул руку у него на плече; он чувствовал, как когти, прорвав футболку, вонзаются ему в плечо.
– Не дури, – сказал псоглавец.
Он оглянулся, выворачивая шею, и увидел Инну, которую вел другой псоглавец. Инна шла покорно, как заводная игрушка.
В глазах у псоглавцев горели красные огоньки.
Что-то большое, темное выдвинулось из тьмы за их спинами, он с удивлением увидел телегу, запряженную бурой коротконогой лошадью. Лошадь, опустив голову, неторопливо обрывала стебли.
– Туда, – сказал псоглавец.
Он вырвался и отскочил на несколько шагов.
– Что вам надо? – крикнул он с ненавистью. – Оставьте нас в покое! Я не хочу…
– Садись в телегу, – сказал псоглавец.
Бежать, думал он лихорадочно, куда бежать? Девочка мертва, хозяйка мертва, проводника нет, не у кого спросить, не на кого надеяться.
– Куда ты побежишь, дурак? – равнодушно спросил псоглавец.
– Я из-за реки, – сказал он потерянно. – Отпустите меня.
– Зачем человека убил?
– Человека?
– Да, ножом в шею. Он тебя трогал разве?
Он нервно хохотнул:
– Вы нелюди. Вы напали на… беззащитных. Убили. Нас связали. Зачем?
Псоглавец подошел к лошади и потрепал ее по склоненной шее.
– Дурак, – сказал псоглавец. – Где ты видел беззащитных? Думаешь, это мы тебя связали? Это они. Напустили сон и связали, а ночью отнесли бы к бабе каменной и выпили вашу кровь. Они охотятся на тех, кто из-за реки. Я знаю их породу.
– Кто? Эта малышка? Женщина? Ее муж должен был провести нас…
– Это ламии, дурак, – сказал псоглавец. – Вас перехватили ламии. Они всегда крутятся возле реки, ждут горячей крови. А мужчин у них нет и не было никогда. Они вам голову задурили, морок навели. Мы искали, еле успели.
– Все вы врете, – сказал он устало. – Их разве трудно было найти? Вон, домик стоял, и огород, и все…
– Гнездо кожаное, – сказал псоглавец, – они его таскают с места на место. Из человеческих кож, из костей… попробуй найди.
– Но они… они обещали нам проводника!
– Проводник – это я, – сказал псоглавец.
Он приоткрыл пасть и вывалил наружу красный язык.
– Женя! – вдруг крикнула Инна. – Женя!
Он вздрогнул. Инна никогда не называла его так, и на миг ему показалось, что его зовет Ритка. Он начал беспомощно озираться и увидел Иннино лицо, совершенно белое, с расширенными глазами. Она увидела, что он смотрит, и рванулась к нему.
– Чемодан! – всхлипнула она.
Он поглядел туда, где догорал пряничный домик, теперь он был ни на что не похож, опадающая внутрь себя черная бесформенная масса. Качели под яблоней тоже горели, как-то странно, пылающая доска раскачивалась взад-вперед, оставляя в воздухе плавный огненный след.
– Я не пойду! – кричала Инна, вырываясь из лап псоглавца, охватывающих ее руки кольцом загнутых когтей. – Без чемодана, нет, нельзя!
– Вот дура-баба, эх, – прокомментировал тот псоглавец, что стоял рядом с ним.
– Я схожу, – сказал он. – Я не убегу, честное слово.
– Пионерское? – спросил псоглавец.
– Угу.
Он высвободился и пошел по направлению к горящему дому, в лицо тут же ударило нестерпимым жаром, от которого осыпались белым пеплом ресницы и брови.
– А нарушишь пионерское слово, бабе твоей глаза вырву, – сказал псоглавец в спину.
В вытоптанной траве лежало что-то маленькое, черное и скорченное, он старался туда не смотреть, а чемодан стоял неподалеку, раскрытый, но совершенно целый, словно его не брал огонь. Все в нем было вперемешку, словно рылся кто-то любопытный и равнодушный, из надорванного пакета высыпались мандарины, яркие, словно китайские фонарики. Еще там были мужские джинсы и майка с портретом какого-то певца, несколько потрепанных книжек из «Библиотеки фантастики и приключений» и почему-то плюшевый заяц с барабаном. У зайца вместо одного глаза была пуговица.
Он затолкал все в чемодан и застегнул молнию.
– Вот, – сказал он, вернувшись. – Не волнуйтесь. Вот.
Инна мелко и часто закивала, а псоглавец взял у него из рук чемодан и закинул на телегу. Теперь он увидел, что на телеге из-под дерюги торчали огромные ступни с выгнутыми когтями; это был тот псоглавец, которого он убил ножом.
– Лезь, – сказал псоглавец.
– Я так пойду, – сказал он. – Пешком.
– Дурак, – сказал псоглавец. – У тебя ноги короткие. И у нее тоже. Садись, кому говорят.
Он забрался в телегу и сел, стараясь держаться как можно дальше от огромного тела под дерюгой. Инна умостилась рядом; ее нарядная кофточка была в грязи и саже, а юбка треснула по шву, так что виднелось белое бедро. Она стягивала шов руками, ей было неловко.
