Если бы можно было вернуть Лену, показать ей, что мир все еще способен творить добро! А еще Эстелла не знала, сможет ли когда-нибудь простить маму; понять и простить не всегда одно и то же. И почему-то на той же самой крыше сейчас находится мужчина, душу которого Эстелла когда-то держала в руках, как самый любимый и самый драгоценный подарок, и с которым она теперь безнадежно и безвозвратно разлучена.
* * *
Алекс долго наблюдал за Эстеллой. Ее улыбка: она ударяет по тебе, как выпитый прямо из бутылки виски, мгновенно возвращая к жизни каждую клеточку твоего тела. Ее глаза: серебристый свет того раннего парижского утра, когда Алекс оставил Эстеллу после ночи взаимных откровений и вопреки разуму влюбился в нее еще больше. Ее тело: загорелая кожа спины в вырезе платья, плавный изгиб позвоночника, тонкие красивые руки. Единственное, чего ему хотелось сейчас, – положить ладони ей на плечи, коснуться губами шеи, увидеть, как Эстелла закроет глаза и припадет к нему, а потом поцеловать ее – так, как целовал каждую ночь в своих снах.
Однако ничего этого Алекс не сделал. Вместо того он окликнул Эстеллу, и она замерла на месте – каждый дюйм тела мгновенно напрягся, руки вцепились в перила, а веселость улетучилась с лица. Он был готов отдать все, что угодно, лишь бы не быть причиной этого, и отдать все, что угодно, чтобы заставить ее улыбнуться, а не напрячься.
– Как ты? – спросила она равнодушно.
– Прекрасно.
– Надолго приехал?
– Всего на неделю. Встречи в правительственных кругах. В последнюю минуту выяснилось, что приятель Юджини не сможет присутствовать на вечере, и ее отец попросил меня сопровождать девушку. – Он надеялся, Эстелла услышит подтекст: «Я не хочу быть ни с одной другой женщиной, кроме тебя».
Эстелла обернулась и посмотрела на него. Ее следующие слова прозвучали словно пощечина. Алекс был уверен, что по его лицу невозможно догадаться о том, что довелось увидеть во Франции за последний год. Однако от Эстеллы ничего не скрыть.
– Я вижу, там тебе пришлось несладко, – тихо произнесла она. – Прости.
Как ответить? Что вообще говорить? Как признаться, что каждую ночь ему начинали грезиться кошмары, даже не дав возможности закрыть глаза?
Алексу поручили использовать свои связи в Америке, чтобы помочь министерству обороны США в организации подразделения, аналогичного МИ9. Однако он отказался и немедленно был заслан в тыл врага, туда, где приходилось изворачиваться, чтобы уцелеть, где существовали только опасность и риск и где не было возможности помыслить о чем-то, кроме выживания. Он не мог поведать Эстелле ни о чем подобном и не мог сказать, что ее страна разрушена. Не мог рассказать о всех людях, которых не убили – это было бы лучшим исходом, – а замучили, и как они призывали смерть и надеялись на нее, однако умереть не могли, потому что враги жаждали их страданий. Как это описать, чтобы глаза остались сухими, голос ровным, а лицо бесстрастным?
– Значит, все хуже, чем пишут в газетах? – спросила Эстелла, услышав в его молчании то, о чем он не хотел говорить.
Алекс кивнул.
– Не далее чем на прошлой неделе я видел, как еврейских детей везли в лагерь в вагонах для скота. – Он резко замолчал. Одного этого уже слишком много.
Она тяжело вздохнула:
– А земля по-прежнему равнодушно вращается. Я по-прежнему придумываю платья. Мы все тут стоим и пьем шампанское.
– Если мы прекратим это делать, ничего не изменится.
– Знаю. Но мне кажется неправильным возлагать всю тяжесть войны на немногих подобных тебе людей, в то время как остальные взглянуть в лицо опасности не способны. Спасибо тебе.
Черт возьми! А ведь он сейчас заплачет. Влага зародилась в том месте, которое, как он думал, давно уже превратилось в пустыню, и Алекс поспешно бросился искать сигарету и зажигать ее, чтобы найти повод отвернуться от Эстеллы, словно ветер задувал огонь, хотя никакого ветра и не было.
– Твоя мама жива, – резким голосом произнес он. – Я сам ее не видел, просто знаю, что она снова обеспечивает работу подпольной сети. Не в Париже.
Эстелла застыла на месте. Единственное, что в ней жило, – слезы, свободно хлынувшие по щекам. Она поторопилась вытереть их, не позволив Алексу протянуть руку и смахнуть капли кончиками пальцев.
– Слава богу, – наконец выдохнула она. Руки отчетливо дрожали; она открыла сумочку и достала сигарету, затем еще несколько, бормоча: «Черт, где же она», что дало Алексу понять – у нее нет зажигалки.
Это означало, что Алекс снова должен предложить Эстелле помощь, хотя ее прошлая сигарета уже чуть не довела его до погибели. По крайней мере, в тот раз они находились в плотном кольце людей, а теперь стоят на крыше вдвоем. Алексу пришлось положиться на свою силу воли, и оказалось, что, несмотря на годы тренировки, ее не так много, как он полагал.
Алекс высек огонь. Язычок пламени отразился в зрачках Эстеллы. Ее губы сжали сигарету, а глаза заглянули в глаза Алексу, и, как бы он ни хотел отвернуться, это было невозможно – все равно что погасить ее взгляд.
– Спасибо, – поблагодарила Эстелла и добавила, изучив его подбородок: – А у тебя новый шрам.
Сердце Алекса подпрыгнуло. Он вспомнил, когда она в последний раз исследовала каждый шрам на его теле. Но он и словом не обмолвился о той ночи в его доме в Сонной Лощине больше года назад. Не упомянул последний ужасный разговор, потому что это было бы чертовски болезненно. Он ожидал, что рано или поздно случится, что Эстелла его бросит; проснется однажды утром и поймет – она может найти себе кого-нибудь поинтереснее мотающегося по всему миру шпиона с темным прошлым, которого на Манхэттене называют в лучшем случае развратником. Алекс не хотел, чтобы она повторила те страшные слова – «Я совершила ошибку». Только не сейчас. Не сейчас, когда он так смертельно устал.
Алекс начал было благодарить Эстеллу за ее речь, однако тут она произнесла крайне загадочную фразу:
– Нам нужно встретиться. Есть кое-что, что я должна показать тебе. Пожалуйста. Ради Лены.
Ради Лены? На что она, черт возьми, намекает?
– Завтра в девять утра, Грамерси-парк.
Эстелла развернулась и исчезла, смешавшись с толпой. Алекс видел, как она пересекла зал и заговорила с Сэмом, а тот повел ее на танцпол. Через несколько минут она промелькнула среди танцующих, улыбаясь своему партнеру.
Алекса внезапно охватило недоброе предчувствие относительно того, что Эстелла сообщит ему завтра в парке. Ведь неспроста она не улыбнулась ему так, как только что улыбалась Сэму.
Глава 35
На следующий день Эстелла с трудом могла сосредоточиться. Она понимала, что во время вечеринки невозможно было рассказать Алексу о Ксандере. Просто непорядочно по отношению к нему, когда рядом стоит Юджини, не говоря уж обо всех прочих, тем более когда Эстелла сама не готова и не знает, что сказать. Хотя и сегодня она подготовилась ничуть не лучше. Спасибо Сэму – верный друг забежал ее проведать. Эстелла едва успела причесаться, а тут еще и Ксандер требовал внимания, так что не возражала, когда Сэм предложил чуть пораньше пойти с мальчиком в парк и поиграть в мяч, чтобы дать ей время одеться.
