Книга Швея из Парижа, страница 2. Автор книги Наташа Лестер

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Швея из Парижа»

Cтраница 2

За работой она, как обычно, болтала и пересмеивалась с Наннетт, Мари и матерью, пока Наннетт не произнесла тихо:

– Я слышала, солдат с севера бежит больше, чем гражданских из Бельгии и Голландии.

– Если солдаты бегут, кто встанет между нами и немцами? – спросила Эстелла. – Нам что, удерживать Париж швейными иголками?

– Наш народ не пропустит бошей. Франция выстоит, – твердо сказала мама.

Эстелла вздохнула. Спорить бессмысленно. Как бы Эстелла ни желала уберечь мать, она понимала – никуда они не уйдут. Так и будут сидеть в швейной мастерской и делать цветки из ткани, будто нет ничего важнее модной одежды, – потому что уходить некуда. Они не присоединятся к потокам беженцев из Бельгии, Голландии и с севера Франции, потому что не знают никого на юге страны, кто мог бы их укрыть.

В Париже у них жилье и работа. За его пределами – ничего. Вот почему Эстелла промолчала, хотя ее тревожила слепая вера матери в способность Франции противостоять немецкой армии. И что такого, если они укроются за стенами мастерской и будут притворяться, что хотя бы еще несколько дней, пока модельеры, подобные Ланвен, заказывают им золотые шелковые цветы, все будет хорошо?

За обедом, когда в кухне мастерской все ели рагу из кролика, Эстелла уселась в сторонке от других женщин и начала рисовать. На листке бумаги она набросала карандашом фасон платья: длинная стройнящая юбка в пол, рукава-крылышки, перехваченная тонким пояском из золотого шелка талия, элегантный V-образный вырез и лацканы, как на мужской рубашке – несколько неожиданная деталь для вечернего платья в пол, однако Эстелла знала, что это сделает платье модным и оригинальным. Несмотря на облегающую юбку, платье вполне подойдет для танцев: такое броское и смелое, платье для жизни. А летом 1940 года в Париже приветствовалось все, что обещало жизнь.

Мама покончила с рагу и, хотя до конца обеденного перерыва оставалось еще четверть часа, направилась к кабинету месье Омона. Эстелла наблюдала, как они тихо о чем-то переговаривались. Месье был из тех мужчин, кого называли gueules cassées – инвалиды Мировой войны с лицевым ранением. Часть его лица обезобразил огнемет – рот перекошен, от носа мало что осталось… Он походил на монстра – хотя Эстелла давно не обращала на это внимания, – за пределами мастерской прятал лицо под медной маской и не скрывал своей неприязни к немцам, или бошам, как их обычно называли он и мама. В последнее время Эстелла видела, как в мастерскую заходили мужчины, встречались с ним на лестнице и уходили. Эти мужчины якобы доставляли ткань или красители; вот только принесенные ими ящики месье всегда распаковывал сам.

А мама – одна из семисот тысяч женщин, которых Мировая война оставила вдовами. Муж погиб вскоре после свадьбы, когда Жанне было всего пятнадцать. Два человека, у которых есть причина ненавидеть немцев и которые слишком часто что-то обсуждают шепотом – слишком серьезным, чтобы сойти за романтическую беседу.

Мама вернулась, и Эстелла вновь склонилась над эскизом.

Très, très belle [9], – сказала Жанна, взглянув на рисунок дочери.

– Сегодня вечером сошью платье из остатков ткани.

– И наденешь в La Belle Chance? – Мама назвала джаз-клуб на Монмартре, который Эстелла по-прежнему часто посещала, хотя, после того как в прошлом году французов мобилизовали, а британцы бежали из Дюнкерка, в городе осталось мало мужчин – лишь те, кто работал на выпускающих военную продукцию заводах и имел освобождение от призыва.

Oui [10], – улыбнулась Эстелла.

– Я буду на Северном вокзале.

– И завтра придешь на работу усталой.

– Как и ты сегодня утром, – проворчала мама.

Накануне вечером на вокзале дежурила Эстелла. Она раздавала по чашке супа беженцам, чей путь лежал через Париж, – одним посчастливилось сесть на поезд, другим пришлось пройти пешком сотни километров, спасаясь от немцев. Утолив голод, люди вновь пускались в дорогу – одни находили убежище у родственников, а другие продолжали двигаться, пока могли стоять на ногах, как можно дальше от войны, за Луару, где, по слухам, их ждала безопасность.

День прошел своим чередом – один бутон за другим… В шесть часов вечера Эстелла с матерью, взявшись за руки, шли вдоль Рю-де-Пти-Шан позади сада Пале-Рояль, мимо Пляс-де-Виктуар и рынка Лез-Аль; у домов рядами выстроились фургоны на конной тяге – теперь их использовали вместо грузовиков для подвоза продовольствия. Действительность, которую Эстелла пыталась не замечать, укрывшись под завесой золотого шелка, утвердилась в своих правах.

Прежде всего угнетало зловещее затишье; звуки не исчезли, однако в это время обычно они с мамой шли в плотной толпе – швеи, портные, закройщики и манекенщицы торопились домой после работы. Теперь мимо опустевших ателье и магазинов спешили редкие прохожие; в городе царила пустота, хотя еще недавно, всего месяц назад, Париж был полон жизни. Увы, после того как десятого мая закончилась drôle de guerre – «странная война» [11] – и гитлеровская армия вторглась во Францию, из Парижа начался отток людей. Сначала американцы в машинах с водителями, затем целые семьи в старых автомобилях, и, наконец, все, кто смог найти лошадь и повозку.

И все же стояла теплая июньская ночь; в воздухе пахло сиренью, каштаны выбросили свечи жемчужных соцветий, там и сям попадались все еще открытые рестораны и кинотеатры, модный дом Скиапарелли также работал. Жизнь продолжалась. Если бы только не замечать кошек, которые скитались по улицам, выброшенные сбежавшими из города хозяевами, затемненное уличное освещение, светомаскировочные шторы в окнах – все то, что никак не вязалось с романтикой летней ночи в Париже!

– Я видела, как ты разговаривала с месье, – выпалила Эстелла, когда они пересекли рю дю Тампль и вдохнули знакомый запах гниения и кожи, доносившийся из квартала Марэ.

– Он идет со мной сегодня вечером, как обычно.

– На Северный вокзал? – настойчиво продолжала расспросы Эстелла, не в силах избавиться от ощущения, что в последнее время мама уходит из дому по вечерам не только для раздачи супа беженцам.

Oui. – Мама сжала руку Эстеллы. – Начну с Северного вокзала.

– А потом?

– Я буду осторожна.

Что ж, подозрения Эстеллы подтвердились.

– Я с тобой.

– Нет. Лучше пойди развлекись, пока еще можно.

Внезапно Эстелла догадалась, что все слова матери о том, что Франция выстоит, выражали ее отчаянный крик души, а не слепую уверенность. Мама выдавала желаемое за действительное ради дочери. Уже не впервые в жизни Эстелла почувствовала огромную благодарность матери: ведь та растила ее одна, сделала все, чтобы девочка окончила школу, трудилась не покладая рук, чтобы накормить, одеть и уберечь ее, и ни разу не пожаловалась, что ограничила свою жизнь швейной мастерской и дочерью.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация