Уилл скользнул руками вокруг ее талии и прошептал:
– Останови меня, если ты не хочешь.
И одновременно с промелькнувшей в голове мыслью: «Не останавливайся!» – она поняла, что Уилл целует ее, что одна его рука лежит у нее на спине, а другая перебирает волосы, и придвинулась к нему так близко, как могла, больше всего на свете желая ощутить близость Уилла Огилви.
Глава 9
На следующее утро, когда Фабьен укладывала чемодан, зазвонил телефон. Она тут же схватила его, увидев на экране имя Уилла.
– Доброе утро!
– И тебе доброе утро.
Голос казался еще сексуальнее, чем прошедшей ночью. Как такое возможно? Она снова вызвала в памяти тот поцелуй – поцелуй, который всю ночь прокручивала в голове. Поцелуй, который не обещал продолжения, потому что они находились в общественном парке, а Уиллу нужно было возвращаться к сестре. Поцелуй, от которого болело все тело.
– Как Мелисса? – спросила она, заставив себя вернуться в реальность.
– Пока не вставала. Я знаю, ты скоро вылетаешь, но, может, найдешь время на кофе? Лисс поспит еще немного, думаю, у меня есть часок в запасе.
– С удовольствием. Если тебе по силам выдержать хипстерскую обстановку, то «Об-ла-ди»
[38] как раз рядом. И кофе у них отличный.
– Хипстеры меня не смущают, – мягко проговорил он. – Я буду смотреть только на тебя.
У Фабьен в животе затрепетали бабочки.
– Уилл…
«Не дай мне влюбиться в тебя, – хотелось ей сказать. – Я живу в Сиднее, ты в Нью-Йорке. Пожалуйста, не окажись лучшим мужчиной на свете». Наверное, во всем виноват Париж. Она подпала под чары города, превратившиеся в своего рода клише, и соблазнилась воскресной интрижкой без секса.
– Буду в кафе через полчаса, – сказала она.
Фабьен закончила паковать чемодан и направилась вверх по рю де Сентонж. Уилл ждал ее на пешеходной дорожке. Фабьен махнула рукой, и он избавил ее от проблемы выбора приветствия – просто наклонился и нежно поцеловал.
Как ни велико было искушение растянуть удовольствие, Фабьен понимала, что они мешают снующим с полными подносами официантам, и оторвалась от Уилла.
– М-м-м… Думаю, придется остановиться, иначе нас выгонят за создание препятствий движению.
– Досадно. – Он улыбнулся и повел ее внутрь.
За кофе он расспросил Фабьен о новой работе, и она призналась, что стремилась к ней с самого окончания университета.
– Это самая вкусная должность для австралийского куратора с интересами в области моды. Все равно что получить работу куратора в Метрополитен-музее. В пятницу я приступаю. Наверное, полагается нервничать, но я слишком возбуждена и не чувствую ничего, кроме страстного желания прийти на работу и начать планировать свою первую выставку. А ты ощущал что-нибудь подобное, когда получил должность в Тиффани?
Он кивнул:
– После того как окончательно согласился. Лисс говорила правду: мне потребовалась почти неделя на раздумья – боялся напортачить. Но как только принял решение, все страхи улетучились. Жан Шлюмберже всегда был для меня вдохновителем; иметь возможность видеть все его работы в архивах и стать дизайнером у Тиффани, как он, – это что-то невероятное.
– Ведущий дизайнер Тиффани – это вам не комар чихнул, – пошутила Фабьен. Как Уилл говорит о себе, словно он всего лишь рядовой дизайнер, один из многих! – Ведь создание ювелирных изделий похоже на конструирование модной одежды? Начинаешь с наброска, а потом движешься дальше?
– Да, процесс во многом аналогичен. У тебя есть идея для темы коллекции, ты рисуешь эскизы изделий, заказываешь их и смотришь. Одни удались, другие нет. Несколько стадий проб и ошибок – и коллекция готова.
– Как все просто! – передразнила она.
– Ты тоже хорошо рисуешь? Я имею в виду модели одежды. – Уилл подозвал официанта, чтобы заказать еще эспрессо себе и Фабьен.
– А как же. Меня отец научил. Он был очень талантлив, бабушка планировала передать ему бизнес. С детства жил в мире модной индустрии, и потому у него особое чутье.
– И что же случилось?
– Он влюбился. – Фабьен поведала историю в том виде, в котором ее обычно рассказывал отец и от которой слушатели хватались за голову. – Поехал в Австралию на летние каникулы – за вдохновением. Как раз после того как создал свою коллекцию для «Стеллы» и она стала сенсацией. Знаковый момент в моде! В прессе писали, с таким потенциалом он может затмить Эстеллу. Однако в Австралии на одной из вечеринок он познакомился с мамой, врачом-онкологом. Она как раз открыла клинику, специализирующуюся на женских болезнях. Не могло быть и речи о том, чтобы все бросить и переехать в Нью-Йорк, ведь от нее зависели жизни многих женщин. И тогда папа поставил крест на своей карьере ради жены. Тогда ведь не было интернета и возможности работать, находясь на другом континенте. Так что занять его нишу придется мне, компенсировать утраченные возможности. Хотя, пожалуй, проще не пытаться.
– А ведь для твоего отца это был поступок.
Фабьен предпочла не искать в его словах намека, не приписывать Уиллу тайных мыслей о подвохах, которые таят в себе отношения на расстоянии, и последующих неизбежных жертвах.
– Отец всегда говорил, что если ты не можешь пожертвовать всем ради любимого человека, то это не любовь, а обычное пламя, не стоящее даже свечи. – «И всякий раз, произнося эти слова, он смотрел на бабушку, а та отворачивалась, чтобы скрыть слезы, и раньше я думала, дело в том, что он уехал так далеко от нее, но вот теперь не уверена», – подумала Фабьен. Однако решила промолчать.
– У твоего отца поэтичная натура.
– Он был законченным романтиком. Мне его не хватает, – невольно вырвалось у нее. Голос слегка дрогнул.
– С ним что-то случилось? – Уилл взял ее руку.
– Умер месяц назад. Инсульт. И с той минуты все воспринимается по-другому.
– Я тебя понимаю, – ответил он. Еще бы. И в его жизни все изменилось в тот день, когда сестре поставили смертельный диагноз. Перспектива скорой смерти все меняет, отбрасывает стандартные правила поведения и вежливости, превращает радостные мгновения в драгоценные сувениры и заставляет будущее, некогда принимаемое как данность, казаться чем-то исключительным.
В утреннем воздухе послышался звон церковных колоколов, возвещающих начало нового часа. Фабьен спохватилась, что была так поглощена разговором, что не заметила, как пролетело время. Она ничего вокруг себя не видела, не взглянула на попивающих кофе парижан и не рассмотрела стильный декор. Уилл Огилви всецело завладел ее вниманием.
– Мне пора, – с неохотой проговорила Фабьен и, порывшись в сумочке, достала визитку. – Мой телефон у тебя есть, а это имейл. Если писать по электронной почте, Нью-Йорк и Сидней не так уж и далеко друг от друга, – беспечно добавила она, словно расстояние было пустяком. Фабьен желала таким образом подчеркнуть, что не ожидает широких жестов, подобных тому, что совершил ее отец. Эпоха опрометчивых поступков закончилась.
