Дверь распахнулась. При виде лица Эстеллы Лена нахмурилась:
– Кажется, тебе нужно выпить.
Эстелла прошла внутрь. Внутренние помещения дома также оказались идентичны по размеру, форме и расположению, а их идеальное состояние свидетельствовало о былом великолепии особняка в квартале Марэ. Расписанные по трафарету деревянные фризы у потолков ослепительно сияли, и теперь Эстелла видела цветочный орнамент, жемчуга и купидонов, которых невозможно было различить в потускневших красках запущенного парижского дома. А вот и каменная лестница на сводах; там, у колонн, Эстелла целовалась с Алексом.
В гостиной Лена сделала Эстелле сайдкар.
– Выпей.
Эстелла с благодарностью взяла бокал, хотя не было еще и десяти утра.
– Наверное, алкоголь перед встречей с участницей «Фешен-груп» – плохая идея.
– В противном случае ты будешь выглядеть так, словно в любой момент грохнешься в обморок. Хотя я знаю, ты не слабонервная. Ты не из таких.
Эстелла тряхнула головой, пытаясь найти нужные слова. Хотя, может, лучше придержать их? Но ведь все это так символично: пугающе и в то же время феноменально; как тут смолчать?
– В Париже есть дом – точная копия твоего. И когда я говорю «точная», я имею в виду абсолютное сходство, как у нас с тобой. Очевидно, здесь тоже какая-то родственная связь.
– Следовательно, ты признаешь, что мы родственницы.
Опять этот безжалостный тон. И никакой информации. Что Лена сама чувствует по этому поводу? То ли панику, как Эстелла, то ли ей совершенно наплевать. И вместо ответа Эстелла заявила:
– Именно твой дом – копия, потому что особняк в квартале Марэ построен в семнадцатом веке.
– Дядя построил его в год моего рождения.
– Тот самый сумасшедший убийца?
– Тот самый. – Лена вяло улыбнулась. Неужели это все, на что она способна? Еле заметный изгиб уголков губ, проблеск белых зубов… Чтобы сломить такую оборону, нужна целая армия.
– Никогда не слышала о твоем дяде, – заявила Эстелла так, словно этим фактом следовало гордиться.
– А вот я никогда не слышала о твоей матери.
– Значит, нам остаются только домыслы. – Эстелла перевела взгляд на расписные деревянные фризы. – Мне нужно встретиться с Элизабет Хоус. Сосредоточиться на текущих проблемах, например, как занять свою нишу в модном бизнесе, или других вопросах, имеющих решение, вместо того чтобы ломать голову над всякими мудреными загадками – типа того, кем мы друг другу приходимся.
– Тогда идем. Лиз ждет нас.
И они отправились в роскошный особняк в Верхнем Ист-Сайде, где такая же роскошная леди окинула взглядом сначала платье Эстеллы и лишь потом ее лицо.
– Полагаю, ваша модель?
– Да, – кивнула Эстелла. – Я прочла вашу книгу, – продолжила она, имея в виду разоблачения в области модной индустрии, которые Элизабет Хоус опубликовала два года назад, в деталях описав процесс копирования изделий парижских кутюрье, а также порядки, сложившиеся на фабриках Седьмой авеню и в компаниях Верхнего Ист-Сайда, где шили на заказ; причем она сделала это с таким юмором и откровенностью, что читать было одно удовольствие. Хоус не так давно бросила собственный бизнес по индивидуальному пошиву то ли по собственной воле, то ли потому, что манхэттенское общество не особо благожелательно восприняло правду. – Я в Париже тоже подрабатывала копированием.
– И вам это доставляло удовольствие?
– Как способ оплаты счетов – да. И еще способ научиться лучше конструировать одежду. Оплата счетов и конструирование – вот два нужных мне навыка.
– Несомненно. Если только не принимать в расчет того факта, что приходится продавать душу. Однако для меня это была лучшая школа. – Элизабет оценивающе взглянула на Эстеллу и затем улыбнулась Лене. – Мне бы хотелось еще некоторое время поболтать с мисс Биссетт. Ты не возражаешь?
– Я на это и рассчитывала. Вернусь через час. – Лена поцеловала Элизабет в щеку и ушла. Надо же, а у нее в душе, должно быть, все-таки кое-что есть, раз она способна на дружбу.
– Судя по всему, – Элизабет подошла поближе, чтобы потрогать платье Эстеллы, выполненное на основе классической мужской рубашки, удлиненной и дополненной белым воротником оверсайз и лилией из белого шелка в петлице, – вы конструируете повседневную одежду. Не сочтите за оскорбление. Но если вы читали мою книгу, то знаете, как у нас обстоят дела с повседневной одеждой.
– Знаю. Однако это было до войны.
– Скажите, а что вы думаете о монашеском платье? – спросила Элизабет, намекая на знаменитое изделие Клэр Маккарделл, первую исконно американскую модель, с которой сделали множество копий.
– Замысел мне нравится, – честно призналась Эстелла. Что следует говорить дальше? Вдруг Элизабет без ума от монашеского платья и, высказав свое мнение, Эстелла лишь выдаст свою невоспитанность? Помимо всего прочего, Маккарделл, как и Элизабет, участница «Фешен-груп». Однако Эстелла никогда не умела держать язык за зубами. Не исключено, что и сейчас нарвется на неприятности.
– Платье не стесняет движений, его легко стирать, – решилась она. – Но оно какое-то простоватое, и к тому же бесформенность не всегда является преимуществом, потому что подходит не для каждой фигуры.
– Что бы вы в нем изменили?
Невозможно определить, согласна Элизабет с ней или нет. Возможно, Эстелла каждым словом роет себе яму и сейчас провалится до самого метро.
– Я бы сохранила ценовой диапазон – примерно от двадцати до тридцати долларов, а еще выбор тканей, которые можно стирать. Однако платья от Маккарделл явно не те, что вам захочется сорвать с вешалок и тут же надеть; они функциональны, но не красивы. Хотя идет война, я все-таки предрасположена к красоте. Я добавила бы крошечные декоративные элементы. В Париже моим métier, то есть ремеслом, было изготовление искусственных цветов для модельеров от-кутюр. И я хочу украшать мои модели какой-нибудь праздничной и стильной деталью, чтобы сделать их непохожими на других. Например, такой, как моя лилия, – закончила она, указывая на цветок у себя на платье; оно было очень простеньким, из недорогой ткани, однако прилегало к телу, а значит, не скрывало стройную фигуру Эстеллы в отличие от «монашеской» одежды.
Элизабет Хоус, немного помолчав, произнесла:
– Как вам известно, парижскому тренду нужно два года, чтобы стать трендом на Седьмой авеню. Вернее, раньше нужно было два года, – поправилась она. – То, что вы видели в Париже в прошлом сезоне, к 1941 году до манхэттенских офисов не доберется.
– Вы упоминали об этом в своей книге.
– Однако, пока идет война, как мы узнаем, что носят женщины в Париже? – задумалась Элизабет. – Откуда покупателям знать, какая одежда – эксперимент, а какая – копия Люсьена Лелонга?
[43] Станут ли они от этого более консервативны? Или менее?
