Джейни увязалась за ней. Удалившись за пределы слышимости, Эстелла холодно заметила:
– Не знала, что ты так интересуешься бейсболом.
– Плевать мне на бейсбол, – прощебетала Джейни, подкрашивая губы. – Просто мужчины любят, когда им задают вопросы. Тогда они чувствуют свою значительность. Это делает их счастливыми.
– Он-то хоть раз расспросил тебя о чем-нибудь?
– С какой радости? – пожала плечами Джейни. – Я надеваю платье, дефилирую по подиуму, снимаю платье, надеваю другое. – Она закрыла тюбик с помадой. – Ты и в сорок лет сможешь конструировать одежду. А мое достояние – это лицо. В сорок лет мне никто за него не заплатит. – Джейни направилась к двери.
Эстелла ухватила ее за плечо:
– Прости. Ты права. Ты можешь продолжать в том же духе. А я лучше вернусь к Сэму и поработаю. В этом мое счастье, а не в Эдди. Ты согласна?
Джейни обняла ее:
– Ну конечно! Кстати, Эдди пялится на ножки девушки за соседним столиком. Он явно не твой типаж.
– Спасибо! – рассмеялась Эстелла. – Мои ноги не котируются, зато эго осталось невредимым. До завтра!
Она вернулась к Сэму, и тот начал расспрашивать ее о свидании. Эстелла в ответ отрезала кусок шоколадного бисквита, закатила глаза и произнесла:
– Если я еще хоть раз в жизни услышу слово «бейсбол»…
Она сбросила платье и надела черные вискозные брюки, которые сшила в память о беженках, устало плетущихся по дорогам Франции. Неделю назад администраторша из «Барбизона» в очередной раз сделала Эстелле замечание.
– В местах общего пользования отеля «Барбизон» женщины не носят брюки, – заявила она, поймав Эстеллу в фойе.
– Тогда я пошла на улицу, – ответила Эстелла и с ухмылкой ретировалась, за что и заработала выговор. Поэтому она оставила брюки у Сэма, понимая, что не может позволить себе лишиться дешевого жилья.
Она погрузилась в молчание, время от времени вскакивая от кухонного стола, чтобы посмотреть, как Сэму порой приходится слегка переделывать модель, чтобы раскроить ткань более экономно, и как ее наброски воплощаются в жизнь на деревянном манекене.
– Если мы скроим это по косой линии, – показывал Сэм на одну из моделей, – то платье можно будет надевать через голову, и ты сэкономишь время и деньги на застежках. – Или: – Если чуть изменить покрой юбки, я выкрою не по косой, тогда юбка будет висеть ровно, но сохранит полноту, и ты сэкономишь на количестве деталей.
Они засиделись за полночь, пока Сэм не начал зевать и Эстелла не отправила его поспать.
– Оставайся сколько хочешь, – пробормотал он, упал на кровать и мгновенно отключился.
Эстелла решила закончить последнее платье, доехать на метро до «Барбизона», войти через служебный вход, чтобы не попасться за нарушение распорядка, и самой поспать пару часиков.
Она включила радиоприемник на небольшую громкость – как раз в это время передавали выступление Шарля де Голля из Англии. Он снова призывал народ Франции бороться, делать все возможное, чтобы сопротивляться немцам, и никогда не сдаваться.
Слушая его речь, Эстелла особенно сильно ощущала расстояние между собой и мамой, между собой и родиной. Она способна только сидеть здесь, надеяться и молиться, не в состоянии заняться чем-то кроме шитья. А что делает сейчас мама?
Тоже слушает де Голля, тайно, по спрятанному где-нибудь в квартире радиоприемнику? Думает ли она об Эстелле? Что она думает о Лене – если вообще о ней думает? А знает ли мама о Лене? Знает. Как же иначе?
Раздался негромкий стук в дверь. Она покосилась на Сэма, однако тот и не пошевелился. Наверное, Джейни. На свидании что-то пошло не так, и она вернулась.
Эстелла на цыпочках подкралась к двери и открыла ее, прижав палец к губам, чтобы предупредить подругу – Сэм спит. Вот только это была не Джейни. На пороге стоял Алекс.
Глава 12
Боже, как она прекрасна! Алекс безжалостно загнал эту мысль подальше. Эстелла прижала палец к губам и тут же уронила руку. У девушки все было написано на лице: по нему промелькнули изумление, досада и гнев. Алекс вовремя раскусил ее намерение захлопнуть дверь – просто выставил вперед плечо и шагнул в квартиру.
Он рассмотрел кровать и мужчину, который спал, повернувшись лицом к стене. Брови Алекса невольно поползли вверх от удивления. У Эстеллы есть любовник? Хотя что здесь такого? У других есть, а ей нельзя? Так, дальше… Швейная машинка, ткань, небрежно разложенная на кухонном столе, вешалка с двумя платьями. Кроме этих вещей, ничто не намекало на то, что Эстелла проживает в квартире. Или она нечасто здесь остается, или мужчина на кровати предпочитает, чтобы подруга хранила свои вещи в другом месте.
В целом Алекс был рад, что сумел отыскать ее именно здесь. Все лучше, чем «Барбизон», порядки в котором ставили под сомнение даже его способность проникать в охраняемые здания.
Из радиоприемника раздался треск; де Голль закончил выступление. Отлично. Эстелла его слушала. А значит, не выбросила родину из сердца, едва она скрылась за горизонтом. Потому что Франция нуждается в каждом неравнодушном человеке, если Британия рассчитывает одержать победу над Германией в партии, которую затеяли союзники.
– Полагаю, не стоит и спрашивать, как ты меня нашел? – произнесла Эстелла ледяным тоном, словно между ними пролегали сотни миль. – Наверное, это то, чему вас первым делом учат в разведшколе: выслеживать невольных свидетелей, чтобы допросить их.
– Я пришел не для того, чтобы допрашивать тебя.
– Как ты познакомился с Леной? – без перехода спросила она.
Как ответить на вопрос, не удлинив на миллион миль уже разделяющую их дистанцию?
– Я встретил ее полгода назад. Здесь, на Манхэттене. Вскоре после знакомства с тобой.
– И какова же вероятность, – задумчиво проговорила Эстелла, – встретить нас обеих в разных странах, причем с разницей в несколько недель?
Алекс не сдержался и издал смешок.
Крошечное подобие улыбки тронуло уголки губ Эстеллы, сделав ее еще красивее – если «еще красивее» вообще было возможно. Даже мельчайший намек на радость добавил звездочек в ее серебристо-серые глаза. Однако мужчина в постели пошевелился, и улыбка стерлась, не успев оформиться.
– Он драться умеет? – осведомился Алекс насчет мужчины, которого принял за любовника Эстеллы.
– Если хочешь, давай разбудим и узнаем.
Алекс снова подавил улыбку.
– Может, поговорим здесь? – Он указал на стол. – Тогда не понадобится его будить.
– Хочешь? – Эстелла придвинула тарелку.
Такого восхитительного шоколадного бисквита, да еще покрытого глазурью, Алекс в жизни не видел.
Он кивнул; Эстелла отрезала две порции и наполнила два бокала виски; себе смешала сайдкар. Алекс предпочел бисквит спиртному, откусив такой огромный кусок, что потребовалось некоторое время, прежде чем вновь обрести дар речи.