Эстелла всмотрелась в лицо Алекса. Даже в болезни оно казалось мужественным.
– Но ведь никто понятия не имеет о твоей работе. И ты не знаешь тех, кого спасаешь. Как можно рисковать своей жизнью ради множества незнакомых людей, которые никогда не поблагодарят тебя?
– Почему ради незнакомых? – тихо проговорил он. – Ради каждого из евреев, которых угнали в Дранси. Ради каждого связного или проводника, которого предали, пытали и затем уничтожили. Ради каждого из сотен заложников, расстрелянных в ответ на то, что кто-то нацарапал на стене букву V. Я знаю всех этих людей, Эстелла, и ты тоже. Они отдали жизни напрасно, пока я не вдохнул смысл в их существование. И ты можешь сделать так, чтобы жизнь Лены оказалась ненапрасной.
Эстелла уставилась в потолок.
– Как? – шепотом спросила она, устыдившись, что засомневалась в намерениях Алекса.
– Ты найдешь способ.
На этот раз повернулась она, чтобы взглянуть ему в лицо. Его глаза вспыхнули в темноте. Она снова почувствовала как тогда, за роялем, что близость Алекса заводит ее больше, чем перелет через океан, что ей хочется быть рядом и в то же время бежать прочь, потому что, как бы ни называлось это чувство, но оно имеет такую власть, что стоит в него нырнуть, и возврата не будет.
Алекс переместил взгляд к потолку и произнес:
– А теперь можешь оставить меня.
Будто в лицо ударил.
– Питер велел не слушать тебя до тех пор, пока ты не сможешь вставать, – вяло запротестовала Эстелла. Однако она уже потеряла свою власть.
– Мне больше не нужна сиделка.
Сиделка. Так вот за кого он ее принимал! Эстелла скатилась с кровати и уже от двери услышала:
– Если что-нибудь случится, найдешь Питера в баре. – Он назвал адрес.
– Что может случиться?
– Спокойной ночи, Эстелла.
Алекс закрыл глаза, чтобы отгородиться от нее. Эстелла поняла – он не допустит малейшего сближения, не рискнет проверить, чем могут закончиться прикосновения.
* * *
Эстелла не спала. Она лежала и думала об Алексе: как она явилась в театр, а он стоял посреди группки восхищенных женщин, настолько ослепительный, что ему даже не надо было улыбаться, чтобы приковать к себе взгляд любой из них. Он мужчина, который проводил Эстеллу из театра и дал свой пиджак, чтобы она не озябла, и поспешил вместе с ней на помощь месье Омону. Мужчина, который старался найти семью для Лены, который вернулся к ее телу и прошептал над ним прекраснейшие стихи. Который ни разу не повел себя по отношению к Эстелле компрометирующим образом, который огорчал ее и смешил, заставляя испытать за пять минут больше эмоций, чем за всю жизнь. Который старался защитить ее маму и даже лично занялся этим и который старается спасти целую страну, подвергая опасности себя.
«Боже, я люблю Алекса, – в сотый раз за ночь повторяла про себя Эстелла. – Я так люблю Алекса, что теряю рассудок».
А он ее не любит. Эстелле пришлось закрыть глаза, только бы не видеть этого очевидного факта. Он использовал ее лишь ради того, чтобы помочь Лене, а теперь хочет отделаться. Зря она уши развесила. Вот только… зачем-то Алекс хранит в памяти ту ночь в Париже, когда они познакомились, хранит с благоговением, как своего рода талисман. Как будто произошло нечто большее, чем встреча двух незнакомых людей ради передачи секретной карты.
В пять утра, когда солнце лениво забрезжило над горизонтом, Эстелла не выдержала. Она не знала, что собирается предпринять: признаться в своих чувствах, потребовать объяснений от Алекса или просто посмотреть ему в лицо, – однако встала и направилась через холл в его комнату. Время от времени среди ночи оттуда доносилась музыка, значит, Алекс, по крайней мере, может вставать. Однако уже не меньше часа в доме царила тишина.
Эстелла негромко постучала в дверь:
– Алекс?
Ответа не последовало, и она вошла в комнату.
Кровать пуста, банкетка у рояля тоже. В комнате никого. Сумка Алекса стоит на месте; возможно, он на кухне? Эстелла принюхалась, ожидая почувствовать запах еды или кофе, ведь Алекс не ел больше суток. Нет, ничем не пахнет.
Алекса не было ни на кухне, ни в саду, ни на крыше. Эстелла обошла весь дом, вдруг сообразив, что остро ощущает отсутствие Алекса, так же как ощущала его присутствие. Она прождала час, однако Алекс не вернулся. Она бросилась наверх, оделась и отправилась на рю Пигаль по адресу, который он ей дал. В баре Питер протирал стаканы. Эстелла едва не повернула обратно. В последний раз, когда они разговаривали, Питер обвинил ее в гибели Лены. Теперь она не знала, сможет ли еще раз выслушать горькую правду. Однако вспомнила про Алекса, и этого оказалось достаточно. Она придвинула стул и села. Питер подошел принять заказ.
– Где он? – прошептала она.
– Я велел тебе не спускать с него глаз, – отбрил он и затем, понизив голос, спросил: – Он ушел?
Эстелла кивнула.
– «Кровавую Мэри», пожалуйста, – сказала она и затем тихо добавила: – Наверное, он устал от меня.
Надо признать, она слишком много говорила о своих проблемах, а не о его, намного более важных.
Питер наклонился и похотливо подмигнул ей:
– Пошли со мной в проулок, крошка.
Питер завел Эстеллу в узкий переулок. Что, черт возьми, он собирается делать? И вот тут он снова набросился на нее с криком:
– Устал от тебя? Да ты единственная женщина, о которой он попросил меня заботиться. Единственная женщина, которую он упорно избегал обсуждать. А это говорит мне о двух вещах: во-первых, ты для него чертовски много значишь, а во-вторых, это делает тебя чертовски опасной.
Эстелла не могла пошевелить языком. Она уставилась на Питера, словно позабыла французский и не понимала ни слова.
– Что? – наконец пролепетала она.
– И ты тупая курица, раз не понимаешь этого.
Эстелла подняла руку, чтобы прикрыться от агрессии Питера – бесполезный жест, однако это все, на что она способна в тот момент. Она не могла сложить слова Питера во что-то осмысленное.
– С Алексом все в порядке? – Это был сейчас самый важный вопрос. Ушел ли он из дома по своей воле?
– Тебе остается только надеяться, что он в порядке! – Питер ударил кулаком о стену. – Забудь. Он велел мне вывезти тебя отсюда, и я вывезу. Смотри не нарвись сегодня на неприятности. Ночью я тебя заберу, вытащу из этой проклятой страны и отправлю дальше.
Он заковылял обратно в бар.
В эту же секунду в переулок свернули двое офицеров вермахта. Бульдоги на поводках, сопя, водили носами. Эстелла зашагала прочь, быстро, как могла. Ноги сами помнили, куда идти, перед глазами висел туман, а в ушах звенели слова Питера: «Ты для него чертовски много значишь».
Почему? Потому что Алекс чувствует себя в долгу перед Леной и защищает ее сестру? Однако мысль даже не успела оформиться. Эстелла понимала, что это не так.
