Он подал ей письмо и приготовился к любой реакции. Да, Эстелла заслужила все, что упомянуто в дарственной: особняк в Грамерси-парке, коллекцию живописи, мебель и деньги на банковских счетах Лены – а там накопилась порядочная сумма, поскольку Лена аккуратно и прилежно инвестировала средства, полученные в качестве залога за драгоценности Фрэнка и Гарри, – хотя Алекс знал, что она не согласится.
Пока она читала, Алекс сказал:
– Лена попросила меня составить документ перед отъездом во Францию. Теперь я думаю – может, у нее было предчувствие?
Эстелла добралась до конца письма и взглянула на Алекса широко раскрытыми глазами.
– Я не могу это принять. Худшей сестры, чем я, не найти на всем свете. Постоянно отталкивала Лену… Это все равно что украсть предназначенную ей жизнь.
Алекс сгреб Эстеллу в охапку, при виде ее страданий внезапно ощутив боль, не похожую ни на что испытанное им, – а он прошел через все виды физической боли. Если любовь способна так ранить… мало кто вообще отважился бы на любовь. Однако если любовь означает способность прижать к себе другого человека как самое ценное в мире сокровище, значит, она стоит всех богатств.
– Ты должна принять все. Это подарок, который Лена хотела тебе сделать. Чтобы ты прожила жизнь, о которой она лишь мечтала, так и говорится в письме. Иначе получится, ее жизнь прошла впустую. А для тебя это способ осуществить все, что не удалось сестре. Ты в долгу перед Леной. – Алекс понимал, что в каком-то смысле кривит душой, однако все сказанное было правдой. Лишь Эстелла может переписать набело жизнь Лены, преобразовать все ее страдания в нежность, тепло и любовь, а не потери и сожаления. – Она любила тебя. – Он поцеловал Эстеллу в лоб. – В самом деле любила.
Эстелла содрогнулась и судорожно всхлипнула. Алекс прижал ее к себе еще сильнее, она вцепилась в него, словно его присутствие приносило облегчение. На Алекса накатила волна обожания – он никак не мог поверить, что изо всех людей она искала утешения у него. Он не смог произнести ни слова. Так они сидели долгое время, слившись в одно целое, словно отогреваясь в объятиях друг друга.
Наконец Эстелла оторвалась от Алекса. Он вытер слезы на ее щеках.
– Я чувствую… – начала она.
– Вину?
– Да.
– Не надо. Ты будешь виновата, если все это так и будет валяться без применения. – Он указал на эскизы. – Сделай это для Лены. Исполни ее желание.
Она кивнула:
– Да! Я посвящу ей коллекцию.
– Вот и замечательно.
Они опять замолчали. Затем Эстелла спросила:
– Где ты пропадал?
Как же Алекс ненавидел ответ, который был вынужден дать!
– Мне нельзя рассказывать. Сама понимаешь.
– Ты нашел мою маму? – шепотом проговорила она.
На сей раз, слава богу, ответить можно.
– Да. Она жива. Однако перебралась в другое место. Куда именно, не могу сообщить.
– То есть и написать ей нельзя?
– Пока нет.
– Ты надолго в Нью-Йорк?
– А вот это не секрет, – улыбнулся Алекс. – У меня месяц отпуска. И я планирую провести с тобой столько времени, сколько получится. Целовать тебя, когда хочу, – он поцеловал ее шею, потом грудь, сначала нежно, а затем со все большей жадностью, – и где хочу. – Он спустился ниже, к животу, и вопросительно взглянул на нее.
– Не останавливайся, – прошептала Эстелла.
– И не подумаю.
* * *
Когда они закончили, Алекс перевернул Эстеллу и положил ее голову себе на грудь.
– Давай уедем в долину Гудзона. Подальше от всего. Только ты и я. – Она не ответила, и он добавил: – Можешь поработать и там, если именно это тебя беспокоит. Мне не помешает, ты только приезжай.
– Ты в самом деле хочешь провести со мной весь отпуск?
Алекс, уловив недоверчивость в голосе Эстеллы, повернул ее голову и заставил посмотреть себе в лицо.
– Я люблю тебя, Эстелла.
На ее лице отразилось такое удивление, что он не удержался от смеха.
– А я-то надеялся хотя бы на спасибо.
– Я просто… не могу себе представить, чтобы ты в меня влюбился.
– Понимаю, может, я ненормальный и в реальной жизни так не бывает – разве что в кино, – но в ту минуту, когда ты ворвалась в театр Пале-Рояль и заговорила со мной, я ощутил нечто такое, чего в жизни ни к кому не испытывал. И это чувство не прошло.
– Не могу поверить, что я растратила впустую столько месяцев, недолюбливала тебя за все то, в чем ты не был виновен. Ну ладно, наверстаю, – улыбнулась она, – потому что я тоже тебя люблю. Очень люблю.
– Слава богу, – выдохнул Алекс и поцеловал ее.
Эстелла затянула поцелуй насколько могла. Затем объявила:
– Едем в Сонную Лощину! Хотя работать там все равно не получится. Мне нужна Джейни, чтобы примерять модели на нее, и Сэм как закройщик.
– Мы их тоже пригласим, – сказал Алекс, хотя, судя по голосу, перспектива не вызывала у него особого восторга.
Эстелла рассмеялась:
– Ага. Пригласим друзей в дом, а сами целый месяц будем ходить обнаженными? Ты именно этого хочешь?
Алекс застонал.
– Не смей такое говорить. Целый месяц с тобой и без одежды… Я этого не вынесу. Даже подумать страшно. – Он сделал паузу и добавил: – Хотя, если взглянуть реалистично, у меня тоже найдется работа. Безопасная работа, обещаю! – воскликнул он в ответ на ее подозрительный взгляд. – Всего пара встреч в правительственных кругах. Так почему бы нам сначала не провести неделю вдвоем, а потом пусть приезжают друзья, чтобы ты смогла работать? Я не возражаю. – Алекс запнулся, однако заставил себя произнести: – Ты и Сэм… вы же не…
– Сэм – мой друг. Очень хороший друг, но не более. Клянусь.
– Верю. Мне просто кажется, он тебе больше подходит.
– Мне не нужен более подходящий, – шепнула Эстелла. – Мне нужно другое. А еще спасибо. Немногие мужчины согласятся впустить в дом двух, по сути, незнакомых людей, чтобы разделить с ними так тяжело заработанный отпуск.
В мире не было ничего, что Алекс не сделал бы для нее! Он не мог поверить своему счастью – из всех женщин на свете единственная и самая удивительная каким-то образом влюбилась в него! Он не мог произнести ни слова, понимая, что готов разрыдаться, и просто яростно прижал Эстеллу к себе, чтобы она не видела его лица, не видела, что он вот-вот заплачет – от радости, от чувства благодарности и от того, что жизнь чертовски хороша.
Но, кажется, Эстелла все поняла, потому что она потянулась вверх, достала до его подбородка и наклонила к себе, а потом посмотрела прямо в лицо – так, как еще никто не смотрел.
